– Видишь ли, может показаться, что эти два аспекта никак не взаимосвязаны. Я имею в виду мою начальную реплику о том, что ты являешься в некотором роде человеком, с законодательной и общественно-нравственной точки зрения ответственным за благополучие Аластера, и что ты делегировал мне часть своих полномочий в расчете на то, чтобы я исполнял их в доброй воле и в согласии с интересами Аластера. И следующее пояснение, что я не отношусь неодобрительно к некоторым личным отношениям в производственном коллективе и считаю некоторые неполезными. – Карстен помолчал немного, достал платок – еще один безупречно белый и безупречно выглаженный -из нагрудного кармана, промокнул лоб, спрятал платок в карман. – Я, наверное, должен был бы думать, что подвел тебя, но отчего-то мои внутренние убеждения и мои ощущения не дают мне думать подобным образом.
Он глубоко вздохнул и поднял глаза на Фабиана. Тот внимательно смотрел на него. На его лицо была нацеплена благочестивая и торжественная мина. Карстен, очевидно, был удовлетворен.
– Как ты, наверное, знаешь, – продолжил он, – Аластер не является самым простым в общении человеком.
Знал ли Фабиан? Фабиан знал, что Аластер – тот еще паразит. Но кто он, чтобы говорить такое влюбленному Карстену?
– Собственно говоря, я имел удовольствие убедиться в этом неоднократно в начале нашего знакомства. Аластер являл собой очень интересный случай и с точки зрения педагогической, и с точки зрения межличностных отношений. Я не могу сказать, что я был так уж успешен в завоевании доверия Аластера, но думаю, кое-что у меня все-таки получилось. Боюсь, – глухо признался Карстен, – я перестарался в этом плане. Видишь ли… видишь ли… – он неожиданно замялся. – Аластер предложил мне несколько изменить наши отношения. То есть помимо приятельских и отношений «начальник – подчиненный», мы могли бы добавить еще и сексуальные.
Карстен вздохнул. У Фабиана возникло непреодолимое желание с размаху приложить ладонь к лицу. И – ему было интересно, что еще за хрень Аластер наплел Карстену, и кого нужно спасать: Карстена, Аластера – или самому улепетывать, пока не поздно. И он ждал, что еще расскажет этот жираф.
– Должен признать, что Аластер смог представить это изменение наших отношений как достаточно привлекательное. Я поначалу ответил категорическим несогласием, но боюсь, что оказался недостаточно устойчив и заразился этим желанием.
Он опустил голову.
– Наверное, это будет крайне неловкая попытка исправить ситуацию, но я считаю своим моральным долгом узнать твое мнение как правового и общественно-морального попечителя Аластера о данной ситуации и предоставить тебе право решить, можем ли мы с Аластером вступить в партнерские отношения, – угрюмо закончил Карстен и наконец посмотрел на Фабиана.
– Извини, – скорбно выдавил Фабиан. – Я несколько удивлен. Мне нужно отойти.
Он смог выйти из кафе, пройти метров двести, завернуть за угол и захохотать только там. Это было так нелепо и так естественно, что прожив целых пять минут после монолога Карстена, Фабиан признался себе: именно этого и следовало ожидать. Он вернулся к Карстену, сидевшим неподвижно перед нетронутым куском пирога и остывшим чаем, и спросил:
– Заказать горячий?
– Нет, зачем. Холодный травяной чай не менее вкусен. Спасибо. Итак, ты принял решение? – спросил Карстен. И удивительно – в его голосе слышалось нетерпение.
– Мне, как правовому и общественно-моральному попечителю Аластера, хочется узнать, как ты представляешь это, Карстен, – усмехнулся Фабиан. – Простые необременительные отношения, сводящиеся только к сексуальным контактам? Или все-таки серьезные партнерские отношения, включающие секс.
– Разумеется, второе. – Негодующе ответил Карстен.
– А общественная мораль? Общество не очень хорошо относится к однополым отношениям.
Карстен задумался.
– Я понимаю необходимось не афишировать наши отношения и представлять их как приятельские, – сказал он.
Фабиан кивнул.
– Если честно, я рад, – давя в себе судорожный смешок, произнес он.
Аластер ждал их, изнывая от нетерпения. Он выскочил к машине сразу же, как только Фабиан выключил ее, замер, выпрямился и кокетливо склонил голову. Фабиан был рад видеть его – он сам не признавался себе, насколько скучал. Неторопливо выбираясь из машины, он краем глаза следил за Карстеном – тот поздоровался с Аластером своим привычным приветствием и со своей привычной интонацией, затем сообщил, что оставляет старых приятелей наедине и надеется, что они присоединятся к нему в его кабинете.
– А затем, Фабиан, мы с огромным удовольствием покажем тебе изменения в нашем хозяйстве, – торжественно добавил Карстен и скрылся в здании.
Фабиан кивнул и перевел взгляд на Аластера.
Он вызглядел здоровым. Худым, бледным, но здоровым. Аластер был одет модно, прическа у него была из актуальных, и даже занятная бородка вполне в духе модных тенденций. Он стоял, смотрел своими немигающими кошаковскими глазами на Фабиана и молчал. И Фабиану было неясно: пытаться погладить этого стервеца – или готовиться защищаться.
– Армониа, ты не поверишь, он-таки попросил у меня твоей руки и члена. Или члена и сердца? – криво усмехнулся Фабиан. – И я дал мое попечительское благословение.
Аластер облегченно выдохнул, расслабился и довольно ухмыльнулся.
– Я могу гордиться собой, Фальк, – промурлыкал он, скользнул к нему и взял под руку. – Пойдем, пойдем же, я покажу тебе наши мастерские.
========== Часть 26 ==========
Фабиан не понимал, за каким хреном Аластер тянет его за собой в какие-то идиотские мастерские. Ему бы сесть на диван, вытянуть ноги, выпить воды, а лучше вина, отдохнуть немного и убраться восвояси, чтобы – чтобы? Добраться до своей офигенно стильной квартиры в офигенно престижном районе, достать бутылку офигенно элитного вина и выжрать ее, поднимая тост за себя, успешного, и за своих не менее успешных людей. Или прямо из аэропорта отправиться в какой-нибудь клуб, в котором набросаться коктейлями, снять тушку поподатливей, поиметь ее в укромном уголке и отправиться все в ту же офигенно стильную и постылую квартиру в офигенно престижном районе. А больше вариантов вроде не было. Направить свои стопы к Евфимии – хорошо тогда, когда нужно подкрепить особое, торжествующее настроение ее полусветской элегантностью и старомодным, доконсульским сумеречным аристократизмом; сейчас же Фабиан жаждал чьей-нибудь крови, жестокости, плебейской неизобретательности, дешевки, одним словом, а не экскурсии по мастерским, оранжереям или что там еще взбрело в голову Аластеру.
К счастью, он дотащил Фабиана до беседки по левую сторону дома, приподнялся на цыпочки, огляделся и потянул его внутрь. В ней Аластер отлепился от Фабиана и уселся на лавку. Фабиан прислонился к косяку и сунул руки в карманы; он оглядел двор, еще раз – дом, повернулся к Аластеру и широко улыбнулся.
– Мне орошать слезами восторга твою чахоточную грудь, Армониа? – учтиво осведомился он.
– Только не делай вид, что ты ревнуешь, Фальк, – отмахнулся Аластер. – Но даже если так, кого и к кому?
Он элегантным движением опустил руку на подоконник и скрестил ноги в щиколотках. Картинка была что надо, Фабиан не мог не оценить ее. Он и смотрел на Аластера взглядом, который должен был быть знаком тому: приглашающе, оценивающе, примеряясь, раздевая. Аластер, стервец, самодовольно улыбался, не спешил возмущаться, вереща: не смей, я не твой, я принадлежу другому душой и прочим ливером; и он внимательно смотрел на Фабиана, словно ждал от него невесть какой реакции.
– Я всего лишь страдаю, милый Аластер, что ты так бесцеремонно покинул меня, оставил у хладного ложа, наедине с эрекцией, наедине с жаждой любви, ласки и человеческого тепла. Ах! – драматично воскликнул Фабиан и приложил ко лбу руку. – Я поражен в самое сердце отравленной стрелой измены.
Он огляделся еще раз, убеждаясь, что его фиглярства никто не увидит. Аластер – свой человек, от него и не такого насмотрелся, а народ попроще, попровинциальней чего только не подумает. Вокруг беседки было тихо, мирно до такой степени, что это умиротворение можно было резать ножом и складывать в штабель. И на счастье их обоих, ненужных свидетелей не было.
Аластер удовлетворенно засмеялся.
– Ну да, ну да, ты поражен своим же собственным оружием, какая жалость, – протянул он и немного поерзал – лавка была жесткой, и подушка не спасала.