Лорман попытался воспротивиться решению Фабиана отправиться обратно в столицу. Аластер соглашался, что у них было невероятно мало возможностей исполнить долг гостеприимства и пообщаться в непринужденной атмосфере за добротным, незамысловатым ужином, как положено давним знакомым, но взгляды, которыми он исподтишка одаривал Фабиана, говорили: я тебя люблю, Фальк, я буду любить тебя еще больше, если ты уберешься до заката.
– Ну что ж. – Неуверенно начал Лорман. – Раз уж твое решение остается неизменным, я отвезу тебя в город.
– Я вызвал такси, – отмахнулся Фабиан. – Через двадцать минут должно быть здесь.
– Я чувствую себя ужасно неловко, – глухо признался Лорман, наклоняясь вперед и упираясь кулаками в колени. – Ты посвятил весь твой выходной день чужим хлопотам, а мы не можем никак отблагодарить тебя.
– Отчего же чужим, Карстен? – удивился Фабиан. – Я убедился, что в клинике все в порядке, своими глазами увидел, что отчеты о хорошем самочувствии Аластера несколько скромны в сравнении с действительностью, в очередной раз позволил Крошу выпачкать мне брюки. Это все и мои хлопоты тоже. И я просто рад побывать здесь и отдохнуть от города.
Лорман заулыбался. Улыбнулся и Аластер, упираясь подбородком в его плечо.
Фабиан все думал на пути домой, то веселясь, то удивляясь, то смеясь над собой за свое любопытство, как все будет проходить у непоседливого, словно ртуть, Аластера, и обстоятельного и неказистого, словно булыжник, Карстена. Это было совершенно неправдоподобно, невероятно, неожиданно; и при этом Фабиан вынужден был признать, заткнув свою собственническую ревность, что Аластер устроился не просто хорошо, а замечательно. И снова Фабиан не мог удержаться от вредного смешка, пытаясь представить этих двоих шутов вместе. И снова его смешок застывал и сменялся болезненной гримасой, потому что снова начинала ныть рана в душе Фабиана где-то на том месте, к которому в свое время присосался наглец Армониа.
Аластер, к счастью, был лишен способностей и желания предаваться рефлексии. Он постоял, глядя вслед такси, уносившему прочь его самого верного, самого надежного, самого заботливого и да, единственного друга, и развернулся к Лорману. Который стоял рядом, вроде неподвижно, но при этом ритмично сжимал и разжимал кулаки и упорно глядел на дорогу.
– Пойдем в помещение. Стало свежо, ты не находишь? – игриво произнес Аластер, которого такое странное проявление застенчивости развеселило и растрогало.
Лорман забормотал, что да, конечно, несомненно, тут же осведомился, не замерз ли Аластер, и предложил сходить за кардиганом или пледом.
– Мне кажется, что ты трусишь, Карстен, – обиженно сказал Аластер и пошел к дому. Карстен догнал его и зашагал рядом. – Ты слышал собственными ушами, что мой опекун и лучший друг считает, что наш альянс вполне жизнеспособен, и он даже рад, что я решил вступить в партнерские отношения с таким надежным и заслуживающим доверия человеком, как ты. Теперь же мне кажется, что ты собираешься сдать назад и избежать этого ярма. Ну что ж, я пойму. – Остановившись и воздев к небу лицо, произнес Аластер. – Но я хотел бы рассчитывать на честность с твоей стороны, – сурово закончил он, поворачиваясь к Лорману. Он переигрывал, черт побери, Равенсбург уже давно хохотал бы, а Лорман стоит рядом, не решаясь приблизиться, и растерянно мигает. Аластер печально смотрел на него, а его сердце пело от чего-то, подозрительно похожего на счастье.
– Мне кажется, нам не стоит начинать серьезный и судьбоносный разговор, в котором решатся две наших жизни, в таком открытом всем ветрам месте. Мы могли бы перенести его в иные помещения. – Лорман откашлялся. – Я предложил бы мои личные. Если ты не будешь расценивать это как дерзость и поспешность с моей стороны.
Аластер кротко улыбнулся.
– Я позволю себе расценить это как осмотрительность и ответственность с твоей стороны, – скупо улыбнулся он. – Я мог бы заглянуть к тебе в гости, скажем, в восемь вечера. Если ты не против.
Лорман нахмурился.
– Аластер, – неуверенно начал он. – Я… коль скоро ты расматривал мое поведение до этого как осмотрительное и ответственное, то я позволю себе предположить, что оно и останется таковым и оно же будет так же свойственно мне, как и все мои предыдущие поступки до этого. Я имел в виду, что я не пытался как-то притворяться или изображать из себя другого человека, я был последователен и искренен ранее, как и поступаю сейчас… то есть… – Лорман облизал губы и огляделся. Аластер молчал, стараясь удержать на лице серьезную мину – и ох как сложно это было, ох как сложно. – Да. Я запутался. – Признался он.
– Ты мог бы просто сказать то, что хотел сказать, – сказал Аластер, опуская ему на плечо свою руку.
Карстен поднял голову и внимательно посмотрел на него. Аластер был серьезен – и даже если притворялся серьезным, то делал это искусно. Карстен остался удовлетворенным осмотром.
– Мне кажется, раз мы начинаем новый этап наших отношений, то нецелесообразно говорить о гостевых визитах, – строго сказал он. – Я предпочел бы, чтобы ты рассматривал мои комнаты, как свои.
– Хорошо, – недрогнувшим голосом и неулыбнувшимся ртом произнес Аластер. – Я приду в твою квартиру, которую начинаю считать своей, в восемь часов вечера. Ты согласен?
Карстен смотрел на него неотрывно и любуясь. Аластеру даже показалось, что он не расслышал последних слов.
– В восемь часов вечера. Разумеется. – Ответил Карстен.
Аластер был в гостях у Лормана, но то было раньше. Теперь, с учетом изменившейся динамики отношений, как выразился все тот же зануда Лорман, и характер визита изменился. Он потащил Аластера в экскурсию по своим комнатушкам, показал место в гардеробе, которое освободил для него, место на полках в ванной и стопку полотенец, которые точно также были предназначены для Аластера; и он был восхитительно спокоен, уверен и собран. Они могли знать друг друга десять тысяч лет и все это время жить бок о бок, и Лорман вел бы себя именно так же. Аластер что-то говорил, иногда отпускал шутки, а сам обращал внимание на совсем другие вещи. На букеты цветов, которые Лорман, очевидно, успел собрать за те сорок восемь минут, в которые Аластер лихорадочно принимал душ и собирался. На сохнувшие полотенца, которыми успел воспользоваться Лорман все за те же сорок восемь минут, и это возбуждало еще больше. На сырые еще волосы Лормана, на кувшин все с тем же лимонадом.
– Я бы предпочел вино, – насупился Аластер.
– Я бы тоже предпочел вино, – честно признался Лорман и уселся в кресло у окна. – Но ты знаешь, что твоя реабилитация полностью исключает его.
Аластер улегся на кровать и тяжело вздохнул.
Карстен торжественно опустил руки на колени.
– Я предлагаю обсудить некоторые детали. – Сказал он.
– Кар-с-с-с-тен! – зашипел Аластер и зажмурил глаза.
– Итак, – непреклонно сказал он. – Я предпочел бы, чтобы Фабиан и дальше распоряжался твоим имуществом. Я не хотел бы иметь к нему отношения. Моего и твоего совокупного доходов, которые мы получаем здесь, более чем достаточно для нашего проживания. И служебной квартиры тоже. Но я предлагаю завести совместный счет. Для расходов, которые требуют…
Он говорил; Аластер не слушал. Это могло длиться бесконечно, и пусть его. И попутно пусть Фабиан и дальше развлекается с распорядителями фондов Аластера. Скорее всего, завтра-послезавтра все то же будет представлено Аластеру в письменном виде. У него отчего-то защипало глаза.
– Далее. – Продолжал Карстен. – Я должен признаться, твое предложение застало меня некоторым образом врасплох. Я никогда не задумывался о своей сексуальности, в моей жизни просто не было людей, которые бы интересовали меня еще и с этой точки зрения. Поэтому я ничего не могу предложить в плане опыта. Я ознакомился с некоторыми аспектами, пока вы общались с Фабианом, но боюсь, тех знаний, которые я смог почерпнуть за такой непродолжительный срок, будет явно недостаточно, чтобы мы не потерпели полное фиаско в наш первый раз.
– На то он и первый, – выдавил Аластер, тихо радовавшийся, что солнце заходило за его спиной, а, значит, не освещало лица, и глаза могли блестеть сколь угодно ярко.