Однако в десант Вячеслав Штырев не попал, так как все вакантные места, выделенные на город по распределению военкомата, были уже заняты. И тогда его определили в автороту. Поначалу Штырев сильно расстроился, но отец сказал:
– Сынок, поверь, это не повод для расстройства. Посуди сам: ведь авторота – это намного лучше, чем пехота или пограничные войска. В автороте ты сможешь овладеть техникой. А это очень важно для будущего летчика. Ведь тебе необходимо будет научиться быть «одним целым» со своим самолетом. Чувствовать крылья самолета, как свои руки, а его шасси – как свои ноги. Для начала овладей автомобилем. Все большое начинается с малого!
И Слава Штырев внял словам отца. Поразмыслив, он даже решил, что ему повезло. Что судьба выдала ему нужную карту, и главное теперь – воспользоваться этой картой наилучшим способом. С этим радужным и светлым чувством он и пошел в армию.
На перроне отец сказал ему:
– Слава, главное – во всех ситуациях оставаться человеком. Идти по жизни с высоко поднятой головой. И еще – всегда блюсти офицерскую честь.
– Но ведь я пока не офицер, – напомнил отцу Слава.
Отец улыбнулся красивой, мужественной улыбкой и сказал:
– Ничего. Сегодня не офицер, завтра – офицер. Есть такая хорошая русская пословица: береги честь смолоду. И запомни, сын, если ты сам себя уважаешь, то тебя будут уважать и другие. Не позволяй никому садиться себе на шею. Поверь мне, сынок, любой враг, даже самый дерзкий и сильный, убежит от одного твердого взгляда.
На третий день службы старшие товарищи объяснили Славе Штыреву, что – прежде чем стать водителем – нужно сперва получить права. А получать их нужно ночью. Как? Ему объяснят.
Ночью Штырева разбудили и заставили его встать на карачки. Потом он вместе со своими юными однополчанами долго ползал по казарме, гудя и рыча наподобие автомобильного мотора и зажигая время от времени спички, которые призваны были осуществлять функцию «поворотников». Время от времени он останавливался возле кровати, на которой лежал кто-либо из старослужащих, и получал «путевой лист» (в реальности – сильный удар кулаком по лицу). После чего продолжал свой путь. К утру старшие товарищи объявили Штыреву, что он «сдал на права».
В ту ночь романтическим устремлениям Вячеслава Штырева был нанесен сильнейший удар. Он сильно сомневался, что унижения, которым подвергли его «деды», сделают из него «настоящего мужчину». Более того, он от всей души ненавидел себя за трусость, которая не позволила ему отказаться от «получения прав». А разве трусливый человек может стать летчиком?
Понукаемый этими мыслями, а также памятуя слова отца об уважении к себе и «одном твердом взгляде», Штырев дал себе слово, что больше не будет терпеливо сносить унижения – никогда и ни от кого.
На следующий день к Штыреву ленивой походочкой подошел ефрейтор Рыбкин. Некоторое время он стоял перед Вячеславом, разглядывая его в насмешливый прищур и ковыряя пальцем в зубах, потом сказал:
– Слушай, Штырь, тебе задание. Там, на табурете, стоит таз с грязными носками. Ты должен их выстирать. И не просто выстирать, а уложиться в десять минут. Если не уложишься – мне придется отобрать у тебя «права». А это значит, что ты будешь получать их заново. Усек?
– Усек, – сказал Штырев.
– Ну тогда действуй. Время пошло.
Штырев взял тазик, отнес его в туалет и вылил носки вместе с грязной водой в унитаз. Потом вернулся и поставил пустой тазик на табурет. Сердце его учащенно билось, на щеках выступил взволнованный румянец. Он был напуган и горд своим поступком.
– Где носки? – спросил его ефрейтор Рыбкин.
– Плавают в унитазе, – ответил Слава Штырев. – Не веришь – иди проверь.
– Так ты че, их специально туда вылил? – удивленно спросил Рыбкин.
Штырев кивнул:
– Да.
И тут ефрейтор Рыбкин посмотрел на него таким взглядом, что у Штырева сердце остановилось в груди и кровь застыла в жилах.
«Не позволяй никому садиться себе на шею, – вспомнил он слова отца. – Поверь мне, сынок, любой враг, даже самый дерзкий и сильный, убежит от одного твердого взгляда».
И Штырев попытался вложить в свой ответный взгляд максимум твердости, хладнокровия и внутренней духовной силы.
И свершилось чудо! Не выдержав прямого, твердого взгляда Вячеслава, ефрейтор Рыбкин отвел глаза, усмехнулся и сказал:
– Ну-ну.
В этот день Штырева никто не тронул. «Деды» лишь подивились отваге и хладнокровию «салаги».
– Точно вам говорю, этому парню «жить – насрать», – доказывал друзьям старослужащий Рыбкин.
– Да, этот «дух» – настоящий мужик, – подтверждали старослужащие, одобрительно глядя на Штырева.
«Иногда все, что требуется от человека, чтобы избежать унижений, это набраться смелости и открыто объявить о своем несогласии», – подумал Штырев. Он даже записал эту мысль в дневник. Уснул Слава Штырев с легким сердцем.
Ночью Рыбкин поднял Штырева и сказал:
– Слышь, зема, там в туалете лампочка перегорела. Не в падлу – иди прикрути, а?
– А ты сам, что ли, не можешь? – спросил толком не проснувшийся Штырев.
Рыбкин покачал головой:
– Не могу. У меня вестибулярный аппарат слабый, а там высоко, нужно на табуретку вставать.
– Ладно, сейчас вкручу.
Штырев поднялся с кровати и, зевая, двинулся в туалет. В туалете было темно, но при свете спички Штырев увидел, что табуретка уже стоит на месте. Он осторожно забрался на табуретку, взял у ефрейтора Рыбкина новую лампочку и вкрутил ее в пустой патрон.
Едва лампочка зажглась, как страшная сила ударила Штырева в пах и сбросила с табуретки, прямо на заплеванный пол туалета. Следующий удар пришелся по голове, и Штырев почувствовал, как в мозгу у него что-то лопнуло, а по лицу побежала горячая и липкая кровь. Трое «дедов» били и пинали его несколько минут. Штырев не издал ни стона, он лежал на полу и отчаянно пытался прикрыть руками голову и грудь. Однако это слабо помогало.
Утром, в лазарете, врач подвел итог ночных приключений Штырева: сломанный нос, сломанное ребро, повреждение позвоночника и обширный ушиб головного мозга. Не считая синяков и ссадин.
– Кто это вас так? – спросил врач, оказав пострадавшему Штыреву первую медицинскую помощь.
– Никто, – прошептал Штырев разбитыми губами. – Упал.
– Очень неосторожно упали, – недовольно заметил врач. – Жить, конечно, будете, но профессиональным водителем уже не станете.
Штырев собрал все силы в кулак и спросил, превозмогая боль, тошноту и головокружение:
– А летчиком? Летчиком я буду?
– Кем-кем? Летчиком? – Врач грустно улыбнулся и покачал головой: – Нет, парень. Увы, но летчиком тебе не быть. Но это не повод расстраиваться. На свете много прекрасных специальностей. Например, ты можешь стать слесарем. – Врач пожал плечами. – Ну или учителем.
Штырев закрыл глаза и впал в забытье.
На следующий день отец с матерью приехали к Вячеславу в госпиталь. Мать все время плакала, а отец лишь мужественно прикладывал платок к сухим глазам и приговаривал:
– Не беда, сынок. На свете много прекрасных профессий.
Вячеслав был с родителями немногословен и сух. Через два дня они уехали домой еще более расстроенные, чем когда приехали.
Стоит ли объяснять, что вместе с мечтой о небе рухнула и вера Штырева в отца и его правоту. Оказалось, что отец вовсе не герой, а всего лишь обычный позер, к тому же не самый умный из позеров, а попросту – ничего не понимающий в жизни дурак. А ведь все, что нужно было Вячеславу, чтобы его юношеская мечта осуществилась, это выдержать унижения и издевательства «дедов», настолько невинные, что в сравнении с тем, что случилось потом, они выглядели как детские шалости. Нужно было применить самый минимум выносливости и изворотливости. Как жаль, что Вячеславу никто не объяснил этого раньше.