Больше Штырь, как ни пытался, не смог выудить у Дашко ни слова. Тот болтал о чем угодно, только не о своих подвигах. Пару раз Штырь ловил на себе быстрые, пристальные взгляды второго бандита, Халимона, но не придал этому большого значения. Многие бандиты всех людей на свете считают своими врагами и никому не доверяют, даже своим друзьям и «коллегам»; по всей вероятности, Халимон был из этой сумрачной породы.
Информации было немного, но главное Штырь все же узнал. Убийцей (или одним из убийц) Канунниковой был бандит по кличке Дашко. Возможно, кто-то из друзей-игроков знает его настоящую фамилию. Теперь нужно дождаться, пока бандиты уйдут, а потом осторожно порасспрашивать коллег-шулеров.
Хотя нет, пожалуй, лучше всего это сделать завтра или послезавтра, чтобы не вызвать лишних подозрений. Игроки – не дураки. Они никогда не позволяют себе интересоваться родом и спецификой деятельности бандитов, сидящих за игровым столом. Штырь нарушил это негласное правило; сделал он это ненавязчиво и неявно, но кто-нибудь из игроков наверняка мог обратить на это внимание.
«Ничего, – подумал Штырь, незаметно поглядывая на игроков, – главное, чтобы бандиты ничего не заметили. С остальными я как-нибудь разберусь».
Минут через сорок игру закрыли и стали расходиться. Дашко и Халимон высосали по нескольку стаканов виски, однако на ногах стояли твердо. Игру они отдали. Дашко был в убытке почти на семьсот баксов, Халимон отделался меньшей кровью, он проиграл чуть меньше трехсот.
Распрощавшись с довольными и пьяными бандитами, Штырь сел в машину и достал из кармана «мобилу». Домашний телефон Баркова молчал, тогда он позвонил капитану на работу.
– Капитан Барков слушает, – отозвался Барков.
– До сих пор на работе? – усмехнулся в трубку Штырь. – Вы что, капитан, вообще не отдыхаете?
– Штырев, это ты?
– Да, начальник.
– Что случилось?
– Помните о нашем уговоре?
Барков помолчал, припоминая.
– Насчет денег? – спросил он.
– Ну.
– Помню. А что, появилась новая информация?
– Появилась. Я только что с игры. Тут один фраерок из кодлы Отарова хвастался, что собственноручно завалил депутатшу.
– Кто такой? Как фамилия?
– Фамилию пока не знаю, а погоняло у него Дашко. Я еще поспрошаю у ребят, может, кто и знает фамилию.
– Как только выяснишь – сразу позвони мне.
– Слушаюсь, босс!
Штырь дал отбой и спрятал телефон в карман. В стекло кто-то постучал. Штырь вздрогнул и повернулся. Возле машины стоял Халимон. Штырь опустил стекло и вопросительно на него посмотрел.
– Слышь, Штырь, – негромко обратился к нему Халимон, – у меня там тачка сдохла. Может, подбросишь до дома?
– А что, Дашко не может?
– А мы с ним на одной, – ответил бандит.
Штырь нахмурился и тихо вздохнул; в его планы не входило колесить с бандитами по городу, к тому же выигрыш сильно «жег» карман.
– Ладно, забирайтесь, – нехотя сказал Штырь и открыл дверцу.
Бандиты ввалились в салон, впустив с улицы холод. Дашко сел рядом со Штырем, а Халимон забрался на заднее сиденье.
– Ну что, куда вас? – спросил Штырь у Дашко.
Тот повернулся, как-то странно посмотрел на игрока (в полумраке салона прищуренные глаза его блеснули, как два бритвенных лезвия) и сказал:
– На кладбище.
– Что? – не понял Штырь. – Куда?
Дашко протянул руку:
– Дай сюда «мобилу», терпила.
– Зачем?
Возле уха Штыря что-то щелкнуло, и вслед за тем холодная сталь ножа коснулась его шеи.
– Дай ему «мобилу», – тихо приказал Халимон.
Во рту у Штырева разом пересохло, по спине покатился холодный пот, а сердце провалилось куда-то в живот. Дрожащей рукой достал он из кармана пальто сотовый телефон и протянул его Дашко.
Некоторое время бандит возился с телефоном, потом нажал на кнопку и приложил трубку к уху.
– Капитан Барков слушает, – услышал он в трубке.
– Это милиция? – негромко спросил Дашко.
– Да. Я вас слушаю...
Дашко отключил телефон. Повернулся к Штыреву и посмотрел на него в жестокий волчий прищур.
– Милиция, значит? – холодно спросил он.
Глаза Штырева испуганно заметались.
– Пацаны, я все объясню, – произнес он высоким и звонким от ужаса голосом.
– Само собой, – едко улыбнулся ему Дашко. – Само собой, плесень. Щас обо всем перетрем без нездоровой канители. И чем быстрее, тем лучше. Только не вздумай нам фуфло толкать. Давай колись, что ты успел рассказать менту?
Штырев решил сменить тактику. Он обиженно выпалил:
– Вы че, пацаны, опухли? Да ничего я никому не рассказывал! В ментовку меня вызывали, ясно? По делу. Свидетелем я у них прохожу.
– Че за дело? – поинтересовался Дашко.
– Да мой приятель лоха одного разгрузил на две тонны. Тот в милицию подал. Теперь привлекают за жульничество. А я вроде как свидетель.
Дашко внимательно вгляделся в бледное, тощее лицо Штырева, глянул на второго бандита.
– Ну че, Халимон? Как думаешь, врет этот пидор или правду говорит?
Штырев замер в ожидании ответа, от которого, возможно, зависела его жизнь. Он чувствовал на своей правой щеке горячее и тяжелое от выпитого виски дыхание Халимона.
– По-моему, исполняет, – негромко отозвался Халимон. – Затихариться решил. Думает, мы лохи.
Дашко посмотрел на Штырева и задумчиво нахмурился:
– Слышь, баклан, а вот мой кореш тебе не верит. Говорит, ты нам фуфло впариваешь.
Штырев изобразил на своем тощем лице возмущение, смешанное с обидой.
– Да вы что, пацаны! – воскликнул он дрогнувшим голосом. – Что я, дурак, что ли, вам врать? Или за крысу меня держите? Говорю вам – этот мент звонил мне, чтоб вызвать на допрос. Договорились на завтра. А я ему перезвонил, хотел сказать, что с утра заехать в ментовскую не могу, дела. Только он все равно не послушал...
И тут заговорил Халимон.
– Слушай сюда, баклан, – начал он со спокойной, флегматичной жестокостью, – ты кончай нам эту байду сливать, понял? Че, думаешь, на козлов нарвался, фишку не рубим? Да я сразу все понял, когда ты Дашко на базар разводил. Все выпытывал, в натуре он эту суку завалил или исполняет? Так что ты меня за лоха не держи. Колись, чего ты ему про нас с Дашко наплел? И не вздумай говорить, что ты про нас не упоминал. Этим ты оскорбляешь мой разум, понял? Я тебя за одно это пришью.
Побледневшее лицо Штырева пошло пятнами. На плешивом лбу выступили крупные капли пота.
– Ладно, скажу. – Он сглотнул слюну и заговорил, сбивчиво, быстро: – Прижали меня, пацаны. На крючок посадили. Сказали, если сотрудничать не буду – кандалы наденут и по этапу пустят. Велели разузнать про Отарова и про депутатшу эту...
– Что ты успел рассказать? – спросил Халимон.
– Да почти ничего. Только про то, что Дашко похвалялся. Но имен я не называл! Сукой буду – не называл. Да и не знаю я их, имен-то.
– И не узнаешь уже, – хрипло сказал Халимон и спокойным, расчетливым движением перерезал Штыреву горло.
Кровь брызнула на ветровое стекло, забулькала у Штырева на губах, обильно полилась ему на грудь. Он несколько раз дернулся (Халимон придержал его за плечи) и затих.
Дашко смотрел на все это расширившимися от изумления глазами.
– Ты че, Халимон? – выговорил он, сглотнув слюну. – С катушек съехал? Хрен ли ты его пришил?
Халимон спокойно и неторопливо вытер окровавленную бритву о плечо мертвого Штыря, сложил ее, затем достал из кармана платок, завернул в него бритву и положил ее в карман. После этого спокойно посмотрел на Дашко и сказал:
– А ты че хотел, чтобы он тебя ментам сдал?
– Он же имен наших не знал!
Халимон еле заметно усмехнулся:
– Сегодня не знал, а завтра бы узнал. Менты бы заставили.
Дашко задумчиво поскреб в затылке и кивнул:
– И то верно. Об этом я как-то не подумал.
– Я за тебя подумал, – сказал Халимон. – Стирай пальцы. Наследили мы тут. Платок-то хоть есть?
– Есть. – Дашко поспешно достал из кармана носовой платок.