Зал притих. Похоже — назревал скандал. Публика-то почти вся верующая. Для нее слово священника имеет вес. Хотя Николай в мыслях не имел оскорбить чувства верующих. Антрепренер сразу сообразил, что надо гасить назревающий конфликт.
— Вы всего лишь узрели полный оптический иллюзион. Обман зрения, так сказать.
Обстановка разрядилась. Когда зрители ушли, Лука Ильич сказал:
— Зачем при батюшке надо было показывать фокус?
— Откуда я знал, что среди публики священник? Пусть униформисты смотрят и предупреждают.
Николай был озадачен. Таких проблем в современном цирке не было. Там же Копперфильд проходил сквозь стены, демонстрировал на публике исчезновение Статуи Свободы, и никто ни в чем его не обвинил. Специфика времени, надо учесть! Ему даже расхотелось усложнять данный трюк, насыщать его новыми элементами, хотя задумки были.
Деньги, отобранные у «псевдограбителя» Ивана, Николай не трогал. Неправедным путем они ему достались, не потом и кровью заработаны, не принесут счастья и удовольствия. Решил потратить их на благое дело. В церковь пожертвовать после инцидента со священником передумал. Еще подумают или скажут — обман публики пришел замаливать. А однажды, разгуливая, увидел, как из-за деревьев, что за решетчатым забором, дети стоят. Лет по пять-семь, все в одинаковой одежде. Подошел.
— Вы кто такие, ребята?
— Сиротские мы.
Вот туда деньги отдать надо. Побежал в ближайший кондитерский магазин, накупил сладостей на пятьдесят рублей. Сумма большая, целая коробка получилась — печенье, конфеты, леденцы. Вернулся к приюту. Из калитки — сторож, колченогий дед-инвалид.
— День добрый! Могу я сладости деткам отдать?
— Можешь, — оживился дед. — Да ты проходи, мил-человек. Я ведь здесь, чтобы детвора не разбегалась, сгинут же в подворотнях. А здесь накормлены и одеты.
Николай прошел во двор.
— Дети, я угощение принес. Налетай-расхватывай!
Ох, что тут сделалось! Набежала орава ребятишек, вмиг расхватала угощение, одна коробка пустая осталась. Дед, наблюдавший со стороны, прослезился от умиления.
— Ты кто же такой будешь? Нечасто ребятню конфетами балуют, пожалуй, только на Рождество.
— Как кто? Человек. Мне бы с кем из начальства поговорить.
— А вот и сама Ольга Трифоновна спускается. Видно, узнать хочет, по какому такому поводу шум да визг.
Николай первым поздоровался, поклонился.
— День добрый! Пожертвование приюту сделать хочу. Примете?
— От хорошего человека да на богоугодное дело почему не принять?
Одета начальница скромно, но чисто. Видимо, не балует приют попечитель. Николай деньги достал.
— Нет-нет, оформить бумаги надо.
— Не надо бумаг, я вам верю. Игрушек им купите или еще что. Скучно ребятне.
— Это вы верно заметили. Спасибо за деньги.
— Если смогу, зайду еще.
Весь оставшийся день настроение у Николая хорошее было. Мелочь — деньги на детей отдал, а приятно. Вот Луке Ильичу говорить не стоит, не поймет. Скуповат и прагматичен, для него такой жест — расточительство. Большинство народа в то время — православные, хотя не возбранялось иметь другую веру.
Работали в шапито до глубокой осени, до проливных дождей. Зрителей стало меньше. Зал еще был полон, но очереди у кассы почти исчезли. Кому охота месить непролазную грязь? И в цирке прохладно. Не холодно, но зябко. Особенно плохо гимнасткам, одежды почти никакой. Попробуй полежи в ящике неподвижно.
Лука Ильич и сам понял, пора свертываться. Из передвижных цирков в Москве остались только два — их шапито и балаган, где выступала прежняя труппа — жонглер, силовик, клоун и гимнасты. Вечером он пришел к Николаю в номер, благо номера рядом:
— Николя, посоветоваться хочу. Питер или Крым? Как думаешь?
— В Петербурге погода осенью никогда хорошей не была. Дожди и промозгло.
— Значит — Крым! — вздохнул антрепренер.
В Крыму тепло, но городки маленькие, чтобы не потерять сборы, придется часто переезжать. А это расходы. К тому же шапито — чужая собственность, арендованная. А их балаган мал, большой прибыли не получишь.
— Разве я так сказал, Лука Ильич? А чем плох Тбилиси или Варшава?
— Ты еще про Финляндию вспомни, тоже Российская империя.
Потом задумался. Варшава — город большой, почти европейский. Николай всегда давал советы дельные.
— Завтра представлений не будет. Собираем балаган и в путь.
Припоздал с отъездом антрепренер. Повозки вязли в грязи. С трудом преодолели за день двадцать верст. Устали люди, выдохлись лошади.
— До ледостава недалеко, надо на судне плыть, — сказал вечером Николай.