От избытка чувств хозяин вытащил из сюртука портмоне, достал банкноту в пятьдесят рублей и протянул Николаю.
— Бери, — подтолкнул Лука Ильич. — Заработал.
Николай взял деньги, поклонился.
— Николя, вам бы в Москве выступать или первопрестольном граде, — заявил хозяин. — Что для такого таланта наш уездный город?
— Непременно воспользуемся советом вашего благородия, — поклонился Лука Ильич. — Доброго здоровьичка, до свидания.
Когда вышли на крыльцо, антрепренер осмотрел Николая с головы до ног:
— Что-то раньше я не видел у тебя такого фокуса. Бабочек-то где взял? Дай банковский билет посмотрю.
Николай отдал деньги. Толстяк сразу спрятал их себе в карман пиджака. Ну точно — Карабас-Барабас.
— У меня они целее будут. Представляешь, пятьдесят рублей за час! Да за такие деньги всему цирку целую неделю ежевечерние представления давать надо. Ты хоть знаешь, чего на эти деньги купить можно?
— Нет.
— Ну да, откуда тебе! Пять хороших дойных коров!
— Зачем нам буренки?
— В корень зришь! Едем в Москву, там представления давать будем. Борцов бы еще нам в труппу. Любит народ борьбу смотреть.
Этим же днем собрали скромные пожитки и на нанятых телегах отправились в Москву. После Петра Великого Москва утратила былое значение, но все равно оставалась значимым центром. Все цари короновались в Кремле, а не в Санкт-Петербурге. И усадьбы многих дворян были здесь. Все-таки питерский климат не всем подходил. Город построен на болотах, с Финского залива дуют ветра, промозгло.
Добирались долго, две недели. За это время Николай познакомился со всей труппой. Но выступления артистов еще не видел, а хотелось оценить. В труппе были гимнасты, жонглер, силовик, легко играющий гирями, коверный. У Николая был небольшой кожаный саквояж с реквизитом. А у силовика — сундук с его гирями, гантелями. И занимал он отдельную повозку, которую лошадь влачила с усилием. Особой дружбы и приязни друг к другу в труппе не наблюдалось. Как понял Николай, антрепренер специально ссорил людей, наговаривал. Видимо, знал постулат римских императоров — разделяй и властвуй.
Рабочие за два дня поставили шатер, оборудовали арену — насыпали опилки, расстелили ковер. Арены во всех цирках мира одинаковы — диаметром 13 метров. Чтобы цирковым животным привыкать не приходилось.
Николай два дня гулял по городу. Москва, ее старый центр почти не изменился. Красная площадь с ее булыжной мостовой, Кремль. Причем внутрь Кремля пускали всех свободно, а не как нынче — по билетам или пропускам. Николай зашел через ворота Спасской башни. Что удивило — монастыри внутри Кремля, которые потом снесли большевики после революции. Много надвратных икон, монахов в черных подрясниках. И все Замоскворечье мало с тех пор изменилось, не успел Лужков перестроить. Шумели-торговали Охотные ряды. По улицам чинно ехали кареты с дамами и господами, тянулись подводы со всяческим грузом, по тротуарам неспешно прохаживались вальяжные полицейские, аналог наших участковых.
И вот первое выступление. Антрепренер где-то нашел и нанял духовой оркестр. Гремела музыка. Первыми выступали гимнасты. Николай смотрел на выступление из-за кулис. В принципе — понравилось, уровень немного хуже, чем у его современников, но для шапито — вполне. Между номерами на сцену выбегал коверный, как называли тогда клоунов. В несуразно длинных туфлях, с красным носом, в нелепом пиджаке. Клоун запинался, падал, публика взрывалась смехом. Примитив, как в американских фильмах — тортом в лицо или падение на банановой кожуре. Зрители задыхались от смеха. Затем на арену вышел силач в борцовском трико — в крупную полоску, в обтяжку, до колен.
И гирями жонглировал, подбрасывал чугунный шар, ловя его на загривок, железные прутья гнул, как ивовые, — легко. А медные пятаки пальцами в трубочку сворачивал. Бугры мышц так и играли под кожей. Из второго ряда вышел подвыпивший мужчина, судя по одежде — приказчик из купеческой лавки.
— Обман, господа! Гири и шар гуттаперчевые. Я тоже так могу.
И стал пробираться к арене. Зрители реагировали по-разному. Кто свистел, кто кричал, чтобы не мешал, другие подначивали: давай, сам попробуй! Силач ухмылялся, все атрибуты были настоящими. Приказчик выбрался на арену, вскинул руки в приветствии. Силач подвел его к гирям. Николай сам как-то попробовал поднять одну. Гири были по пуду и по два. А шар так и вовсе килограмм сорок. Ухватился приказчик сдуру за две двухпудовые гири, напрягся. Лицо от напряжения пунцовым сделалось. От ковра приподнял до уровня коленей и бросил. Публика повскакивала с мест, стали свистеть, топать ногами, кричали — слабак!