Впрочем, что это я? Лучше я спою, а вы подайте на краюшку хлеба! И ответьте, вы когда-нибудь играли в оловянных солдатиков? Хотя бы для того, чтобы понять, что кончилось детство.
В редакции на своём привычном месте у окна восседал Стендаль, чего я совершенно не ожидал. Обычно шеф появлялся часам к одиннадцати, досмотрев последний сон и дотащившись из призрачно далёкого от меня Амурского. Сегодня, видно, бессонница замучила.
-Поздравляю, твоя статья пользуется большим спросом у студентов, - улыбнулся Стендаль, пригладив свои светлые волосы. - Парни на крыльце только о ней и толкуют, словно больше не о чем. Бойко, говорят, написано.
-Неправду и нужно писать бойко, чтобы проглатывали и не поперхнулись, ответил я, - вот тут у меня мысль возникла. Написать, что туалеты в корпусе не работают, и приходится тащиться за семь вёрст, чтобы... ну, вы понимаете. На сегодняшний день это самая актуальная тема.
-Правда? - Стендаль готов был просверлить меня своими серыми глазами насквозь, чтобы понять, что же я ещё задумал, - И кому, ты думаешь, это интересно?
-Студентам, - уверенно проговорил я, не боясь взглянуть в глаза Стендалю, - преподавателям. И вообще всем, для кого наш корпус не просто пятиэтажная развалюха, не ремонтировавшаяся добрых пятнадцать лет.
-Она говорит, что придумала страну поцелуев, - вмешался в разговор Вечер, - там легко, весело, там никогда не стреляют из автоматов. Там люди счастливы и любят друг друга. А завтра... они уничтожат Ирак. А потом и всю вселенную.
-Мы должны писать об университете только хорошее, - не обращая никакого внимания на Тимофея, сказал Стендаль, - недостатки для того и нужны, чтобы учиться умело их скрывать.
-От того, что вы будете скрывать недостатки, их не станет меньше, - ответил я, - они будут расти, как грибы после дождя.
-У неё есть маленький племянник, - отозвался Вечер, - он говорит, что будет мочить американцев, когда подрастёт.
-Да пойми, кому нужны эти твои туалеты! - воскликнул шеф, перебирая бумаги на своём столе. - Да люди морщиться будут, читая твою статью. Она, это я и сейчас чувствую, будет плохо пахнуть.
-Я уже сказал, кому нужно, и повторять не собираюсь, - отрезал я и даже немного испугался за свои слова. Шеф может вспылить и выставить меня за дверь.
Но у Стендаля видно в это утро было хорошее настроение. Он хмыкнул, потом о чём-то вспомнил и удовлетворённо улыбнулся.
-Вот что я думаю, - проговорил Стендаль, обращаясь ко мне, - нужно написать большую и серьёзную статью. Про то, что в нашем университете самые лучшие в Сибири студенты. Готовые всегда прийти на помощь друг другу и всё такое прочее. Что условия для учёбы здесь лучше некуда, другие вузы и в подмётки нам не годятся! Уяснил? Студенты должны читать твою статью и понимать, что всё хорошо.
-Не поймут, - покачал головой я, - а со статьёй - зря это. Писать я её не буду. Мне и так говорят, что я ложь в своих репортажах размешиваю, а после этой статьи вообще съедят.
-Настоящий журналист должен быть несъедобным, - зевнул Стендаль, - переживёшь как-нибудь. В следующий номер эта статья должна пойти, всё ясно?
-Ясно, - ответил я, - но статьи не будет.
И - всё! Что-то взорвалось в этот момент в редакции "Студенческой правды", когда Дима Долгов произнёс эти слова. Словно в самолётах кончилось горючее, и никто не полетел бомбить Ирак. Стендаль, не ожидая такого ответа, просто взбесился, а мне сейчас на всё было наплевать, потому что она прислала свою фотографию. Чёрно-белую, как мы и договаривались. Ещё вчера, когда Ираку ничего не угрожало, она спросила меня о том, какую лучше прислать фотографию. Я ответил, что не нужно цветных и ярких, я всегда любил засвеченные негативы, потому что мне нравилось угадывать, что там могло быть. Земля, опалённая войной или зеленеющая трава, молодые рощи? Убитый человек со странной улыбкой на устах или дети, которым весело, потому что сегодня нет уроков и можно поиграть в войну, нисколько не боясь родительского гнева? Мне нравились негативы и она мне нравилась. А миру осталось жить двадцать три часа с копейками.
-Я тебя просто-напросто уволю, - быстро нашёл выход Стендаль. Ты думаешь, я не смогу? Ещё как смогу, в этом ты совсем скоро сможешь убедиться. Да и нужны тебе деньги? Подумаешь, мороженку теперь купить не сможешь и девочек в кино не поведёшь! Не умрёшь же от этого! Зато будешь считать, что никого не обманул лишний раз, верно?
Я промолчал. Стендаль ударил по больному, возможно и не подозревая этого. Я вспомнил отца, который появлялся дома раз в полгода, а деньги присылал, когда вздумается, вспомнил дни, когда мне приходилось выживать на хлебе и воде, пока я не устроился корреспондентом в "Ступор", где был хоть какой-то собственный заработок. Что будет, если я потеряю работу? Конечно, отец со дня на день должен прислать деньги, но... Глупый мальчик Дима Долгов разучился верить в сказки.
А что, написать ему статью эту, что ли? Стендаль ведь не успокоится, уволив меня. Если уж какая-то мысль закралась в его редакторскую голову, это неизлечимо. Попросит кого-нибудь другого или напишет сам, рукавов рубашки не закатывая. Ему ведь это раз плюнуть. А я опять буду учиться выживать в замерзающей комнате.
-Хорошо, - подчёркнуто вежливо ответил я, - значит, к понедельнику статья должна уже быть готова?
-Ты правильно понял, - Стендаль не скрывал своей радости победителя, - а теперь бери коробку и беги за оставшимися газетами.