Факт или вымысел?
Антология:
Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей
Составитель Александр Ливергант{1}
А. Ливергант. Национальный предрассудок
Когда просматриваешь оглавление этого внушительного тома, впечатление возникает примерно такое же, как будто повстречал старого знакомого, который всегда ходил в костюме, а тут вдруг вырядился в экзотический восточный наряд. Как будто заходишь в давно и хорошо знакомый дом не с главного входа, как обычно, а с черного и видишь его в неожиданном ракурсе, словно впервые.
Действительно, имена авторов антологии давно и хорошо знакомы, а вот их произведения если и знакомы, то немногим избранным. Есть среди авторов, к примеру, всеми нами с детства любимый Дэниэль Дефо, но вместо читаного-перечитанного «Робинзона» в этой книге мы находим мало кому известный «Дневник чумного года». «Несносный наблюдатель» Лоренс Стерн представлен эпистолярным наследием, а вовсе не «Тристрамом Шенди». Диккенс — не «Пиквиком» или «Крошкой Доррит», а письмами и весьма эмоциональным, как всегда у Диккенса, очерком «Хулиган» из сборника «Путешественник по неторговым делам», известного разве что специалистам. Теккерей — не «Ярмаркой тщеславия», а ранними, прежде не переводившимися очерками и статьей «Как из казни устраивают зрелище». Байрон — не «Дон-Жуаном» или «Еврейскими мелодиями», а «Разрозненными мыслями», которые — подозреваю — читали разве что переводчики этих мыслей. Классики английской литературы двадцатого века Джеймс Джойс и Грэм Грин — не «Улиссом» или «Комедиантами», а письмами и путевыми очерками, соответственно.
Иными словами, — жанрами, которые принято называть, в отличие от романов, рассказов, пьес, стихов, «нехудожественными», «документальными».
Эпитеты эти, что тот, что другой, — довольно неловкий, а порой и неверный перевод английского «non-fiction» — то есть, всего того, что не является вымыслом, выдумкой. Назвать эссеистику Честертона или Пристли «нехудожественной», а любопытнейшие дневники жившего в семнадцатом веке чиновника морского ведомства Сэмюэля Пипса «документальными» было бы не вполне справедливо. Может быть, поэтому термин «non-fiction», как и многие другие английские термины, сегодня не переводится? Вошедшие в эту книгу воспоминания, биографии, путевые очерки, письма, эссе, рецензии, дневники, памфлеты принято теперь «скопом» называть «нон-фикшн». Чужеземное слово прижилось, стало своим, понятным, а между тем английская «невымышленная» литература до сих пор остается белым пятном, ее и переводят и читают мало.
Не то что английский «фикшн». Многие из нас по несколько раз в год готовы перечитывать Диккенса, Честертона и Агату Кристи. Мы с детства помним «Гулливера», «Робинзона», «Винни Пуха», «Маугли». Острословы бравируют меткими афоризмами Уайльда и Шоу. Ценители эротической литературы увлекаются «Любовником леди Чаттерлей» Лоуренса, высоколобой — «Улиссом» Джойса, «Контрапунктом» Хаксли и «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф. Немногие, однако, знают путевые очерки Киплинга о Японии, а Олдоса Хаксли — об Индии и США, переписку Лоренса Даррела и Генри Миллера. «Аспекты романа» — популярное литературоведческое исследование Эдварда Моргана Форстера. Сказки и пьесы Оскара Уайльда, «Портрет Дориана Грея» читали, должно быть, все, а вот его горькие парижские письма (Во мне не осталось ни капли joie de vivre [1]) — лишь единицы. Стихи одного из самых пленительных и трагических английских романтиков Джона Китса на слуху у многих — в отличие от не менее поэтичных писем умирающего поэта к его возлюбленной Фанни Брон. Любители сатирической литературы наверняка не раз перечитывали романы Ивлина Во, но едва ли заглядывали в его дневники, знакомились с его эпистолярным наследием. Впрочем, и в русской литературе ситуация, согласитесь, схожая. «Онегина» и «Ревизора», «Обломова» и «Преступление и наказание». «Скучную историю» и «Один день Ивана Денисовича» мы помним лучше, перечитываем чаше, чем «Путешествие в Арзрум» и «Избранные места из переписки с друзьями», «Фрегат „Паллада“» и «Дневник писателя», «Остров Сахалин» и «Архипелаг Гулаг».
Последнее время, правда, читательские вкусы начинают меняться: литература факта заметно теснит литературу художественную, и тенденция эта характерна для книжного рынка очень многих стран, в том числе и России. В наши дни факт оказывается увлекательнее вымысла (о чем писал еще в сороковые годы в своем эссе «Факт или вымысел» хорошо известный нашему читателю и театральному зрителю Джон Бойнтон Пристли), художественная литература воспринимается многими «несерьезной», легкомысленной, скорее развлечением, чем делом важным и ответственным, каким всегда считалась прежде. Публицистика, исследования по истории, литературе, политике, философии, живописи, театру, тем более если написаны они живым, «ненаучным» языком, зачастую раскупаются лучше романов и уж тем более — пьес, стихов и рассказов. «Я беллетристику давно читать перестал, времени жалко» — такие слова слышишь сегодня довольно часто. «Фикшн» у нас на глазах превращается в свой буквальный перевод, становится «фикцией».
В Англии же «не фиктивная» литература в чести издавна. Эссе, дневники, памфлеты, путевые очерки, автобиографии и биографии пользуются у издателей и читателей спросом никак не меньше пяти столетий. В Британии не было, пожалуй, ни одного романиста, который бы пренебрегал «нехудожественными» жанрами, малой формой. В английской литературе — как, пожалуй, ни в какой другой — есть писатели первой величины, которые прославились не «фикшн», а именно «нон-фикшн». Таковы уже упоминавшийся С. Пипс, таков самый, пожалуй, авторитетный английский литератор и моралист доктор Джонсон, изречения которого до сих пор цитируются в парламенте и на научных конференциях, в лекциях, в романах и на телевидении. Таковы изобретательные и многосложные романтические эссеисты Чарльз Лэм и Уильям Хэзлитт; таков, кстати говоря, и Уинстон Черчилль, удостоенный Нобелевской премии по литературе не за романы и стихи, а за труды исторического, литературоведческого и публицистического характера…
Для человека, изучающего литературу профессионально, «нон-фикшн» нередко оказывается подспорьем для «фикшн». Эссе Ивлина Во «Хорошо информированные круги… и как в них попасть» служит отличным комментарием к его же роману «Сенсация», где герой, работающий в Африке репортер лондонской газеты «Дейли свист», осуществляет рекомендации автора эссе на практике. Эссе Д.Г. Лоуренса «Безразличие», равно как и его переписка, отлично вписываются в антиглобалистскую (как сказали бы теперь) философию писателя. «Деньги — это болезнь, насланная на человечество», — говорится в одном из публикуемых нами писем; «Мы одели этот чистый мир в грязные одежды!» — сетует писатель в другом письме. Без эссе Честертона «Упорствующий в правоверии» трудно постичь жизненные принципы популярного, и не только в Англии, сыщика-гуманиста патера Брауна. Точно так же, как без статьи Джорджа Оруэлла «Англичане» сложно проникнуть в замысел «1984» и «Скотного двора». Только если прочесть «Путешествие по Франции и Италии» Тобайаса Джорджа Смоллетта, становится ясно, отчего Лоренс Стерн назвал свое путешествие «сентиментальным»; только познакомившись с эпистолярным наследием Свифта, постигаешь всю меру скепсиса автора «Гулливера» и «Скромного предложения».
Безусловно, главным, наиболее запоминающимся жанром этого тома является эссе, «свободное сочинение», которое, в отличие от очерка, если и пишется на конкретную, заданную тему, темы этой, как правило, не придерживается. В этой книге очерками представлены Теккерей, Шоу, Джером К. Джером, Джозеф Конрад, Голсуорси; эссе — Честертон, Пристли, еще мало известный у нас историк, поэт, биограф, весьма плодовитый литератор Хилэр Беллок и совсем неизвестные Роберт Линд и Роналд Николсон. Круг тем английских эссеистов поистине безграничен: от страха смерти до ненависти к насекомым, от национальных предрассудков до разговора с кошкой, от размышлений о пользе и вреде тщеславия до рассуждений о радостях невежества. Подкупает английская эссеистика, конечно же, неизменным чувством юмора, неутомимыми афористичностью и парадоксальностью — не зря же Пушкин назвал Англию «отечеством карикатуры и пародии». А еще — раскованностью, легкостью обращения с материалом, а заодно и с читателем, которому авторская точка зрения никогда не навязывается. Английское свободолюбие проявляется и здесь.