- Понятно. - Я зло рассмеялся. - Когда меня отпустят?
- В любое время, если только вы не будете возражать. Но если хотите, можете на пару дней задержаться.
- Для чего?
- С каждым днем надо считаться. Говорят, кормят здесь все же лучше, чем в тюрьме.
- Да, но они там уж наверняка не будут вливать суп через трубочку, да и подкладного судна у них нет.
- Как вам угодно. Для миллионера выбор не так уж велик, не правда ли?
- Здесь я с вами согласен.
Остальные трое стояли вокруг моей кровати и рассматривали меня, как жука на булавке.
Когда доктор выпрямился, надо мной склонился Райс:
- Ну?
- Друзья, только не переутомляйтесь!
Все трое выглядели подавленно и озлобленно. Инспектор Догерти сжал зубы, с трудом сдерживаясь, лицо Картера исказила гримаса, как будто он разбил тухлое яйцо.
И только Райс оставался неподвижным. Тихо, но с нажимом он заговорил:
- История еще не закончилась, Морган. Напротив, она только начинается. А в конце вы будете трупом или… Удача может улыбнуться каждому, но при длительной игре в выигрыше всегда остается банк!
Здание не бросалось в глаза. Внизу были полупустые мелочные лавки, наверху два этажа квартир, к тому же нежилых. Эту местность городские власти определили под так называемую зону оздоровления. Машина, на которой нас привезли, принадлежала городскому таксопарку - поблизости стояла дюжина подобных. Если нас кто-то и заметит, то наверняка примет за уполномоченных по городскому планированию, которые хотят еще раз осмотреть местность. Вот тут-то он очень сильно ошибется. Из всей нашей маленькой группы лишь инспектор Догерти и его помощник - тоже в штатском - находятся на службе города Нью-Йорка. Остальные, кроме меня, прикатили прямехонько из Вашингтона, Они вели себя словно высшие армейские чины, собравшиеся на штабное совещание. В общем-то подобное сравнение не так и абсурдно. Каждый из них был шефом важного отдела и подчинялся непосредственно Белому дому. Если дело сорвется, с них снимут голову.
Я был белой вороной в этой компании. Они, правда, пытались скрыть с вое отвращение, но я затылком ощущал злые взгляды. Я сидел отдельно от них в углу, чтобы, упаси Бог, не подумали, что принадлежу к избранному кругу. Я был для них куском дерьма, но… необходимого. Они напоминали пугливых девственниц, которым надо насадить на крючок мерзкого червяка, чтобы поймать большую аппетитную рыбу.
Никто меня не представлял, да это было и излишне. Шефом почтенного собрания был Кэвин Вулерт, своего рода суперагент Госдепартамента. Ему не нравилось, что я знаю всех этих людей, но, учитывая род моих занятий, он понимал, что многое зависит именно от личных сведений о конкретных лицах. Вулерт был достаточно хитер, чтобы скрывать свою враждебность, хотя это давалось ему нелегко. Поэтому он был подчеркнуто вежлив, над чем я внутренне потешался.
- Мистер Морган, вы, конечно, удивлены и не понимаете, что бы все это значило?
Этого я уже не мог вынести.
- Безусловно, удивлен. Я, заключенный, выдернут из тюрьмы, одет с иголочки, да еще и в обществе яйцеголовых. Если вас интересует мое мнение, то это не что иное, как новая попытка вернуть ваши сорок миллионов.
Кто-то кашлянул. Вулерт осуждающе посмотрел на него.
- Забудем на время эту тему.
- Премного благодарен.
- Итак, к какому сроку вас приговорили?
Я пожал плечами - будто они не знают.
- Тридцать лет. Если я их, конечно, отсижу.
- Оставьте шутки при себе.
- Да? А что я потеряю?
- Возможно, несколько лет из тридцати.
Разговор принял неожиданный оборот.
- Тогда спрошу по-другому: а что выиграю?
Собравшиеся многозначительно переглянулись, Вулерт постучал карандашом по столу. Воцарилась мертвая тишина.
- Дайте мне высказаться, мистер Морган. Мы знаем, кто вы, нам в деталях известен весь ваш жизненный путь: детство, учеба в колледже, пережитое на войне и так далее. На вас есть досье, в котором не упущено ничего.
- Кроме одного, пожалуй, - добавил я, с трудом выдавливая слова.
- Правильно, кроме одного - ваших особых способностей.
Я знал это состояние и ненавидел его. Как будто холодный ветерок обдувал мой затылок, спускался ниже, превращая мускулы в судорожно сжатые бугры. Они никогда не узнают, где находятся сорок миллионов. А это означает лишь одно: речь идет о моей голове, то есть о том, чего они всегда добивались. «Нет!» - уже вертелось у меня на языке, но нужно все же дождаться, чтобы Вулерт открыл карты. Ожидание было ужасно.