Райс откинулся на спинку стула и сказал:
— Допустим, он мог быть капером, доктор. Довелись противнику запустить в нашу страну достаточное количество таких каперов, представляете, каков был бы урон?
«Болван», — так и просилось сорваться с моих губ.
Доктор очень медленно повернулся и подошел ко мне. Я закрыл глаза.
— Это лишь предположение, не так ли? — спросил он.
— В наши дни нам довольно часто приходится опираться на предположения. Вы, вероятно, знакомы с подробностями этого дела?
— Я знаю только из газет. Из вашингтонского монетного двора был отправлен груз в Нью-Йорк, не так ли?
— Сорок миллионов долларов в банкнотах. Понадобился бы средних размеров сундук для такой уймы денег.
— Не очень-то хорошо вы охраняете народные денежки.
— Они хорошо охранялись.
— Да неужели? — съязвил доктор.
Райс ответил не сразу, в его голосе звучало раздражение:
— Преимущество всегда на стороне нападающего.
— Не пытайтесь оправдаться, мистер Райс. Вы его уже однажды поймали.
— При нем было найдено двенадцать тысяч из похищенных банкнот. Он даже не успел ничего истратить.
— Насколько я помню, его задержали по чистой случайности.
Райс хмыкнул:
— Удивительно, как часто случайности, как вы выразились, играют нам на руку. В пансионе, где он жил, агентами казначейства была проведена облава. Искали наркотики у одного из жильцов, а нашли кое-что почище. Мы убили двух пташек одним камнем.
— Очень похвально. Что же вы его не удержали?
— Вот теперь мы от него и узнаем, как он удрал. Если он сбежал из тюрымы, то отсюда ему сам Бог велел. Поэтому наручники останутся, доктор.
— Если это не будет мешать его лечению, мистер Райс. Помните об этом.
Я открыл глаза и посмотрел на медика. Он наблюдал за мной с особым интересом, видя во мне и пациента, и необычную особь. Однако его лицо выражало твердость, которую не могло поколебать никакое полицейское управление.
— Так его, док, — сказал я.
Райс вскочил со стула, и в поле моего зрения смутно обрисовалась крупная фигура в сером костюме, но только на мгновение. Все это меня утомило, и я опять погрузился в приятную сонную пустоту, где не было боли, а вокруг порхали очаровательные девушки.
Тот свет — это только передышка от этого. Да и то чересчур короткая. Пробуждение было резким, и потому особенно неприятным. Ситуация четко обозначилась во всех деталях. Боль ушла, немного ныли мышцы и покалывало кожу там, где были наложены швы. Но такое случалось так часто, что уже не беспокоило. Левая рука все еще была прикована к кровати, ею можно было слегка двигать, но не более того.
В комнате находились трое. В каждом чувствовалась та особая собранность, которая отличает профессиональных полицейских чинов. Это были: Райс, представитель Центрального разведывательного управления из Вашингтона; Каргер, возмутитель спокойствия из казначейства, и высокий, плотный мужчина в помятом костюме, под которым четко просматривалась кобура. Весь его вид не вызывал сомнений, что он представляет полицейское управление Нью-Йорка. Ему явно претило любое покушение на его прерогативы, и было видно, что он этого не потерпит. Он получал приказы, выполнял их, но это отнюдь не доставляло ему удовольствия. Когда доктор вошел в комнату, полицейского представили как инспектора Джека Догерти. Я понял, что этот чин назначен самим мэром представлять прокуратуру в столь особом деле.
Похоже, лечили они меня по высшему разряду. Доктор первый заметил, что я пришел в себя. Он как-то странно усмехнулся.
— Прошу прощения, господа. — Он склонился надо мной, по привычке проверил пульс, приподнял веко, заглянул в глаз и спросил: — Как вы себя чувствуете?
— Как сорок миллионов.
— Надеетесь их истратить?
— Я уверен в одном — кроме меня их никто не истратит, — усмехнулся я. — Получили вознаграждение?
— Вы слышали, что я ответил Райсу?
— Конечно, но разве вы это серьезно?
— Но я же не купил себе новый «кадиллак».
— Он у вас будет.
— Надеюсь. Лет через десять, после того как открою свою практику.
— Это слишком суровый путь.
— Это единственно правильный путь. Что-нибудь болит?
— Немного. Как я выгляжу?
Он пожал плечами и отпустил мою руку.
— Небольшое сотрясение, порезы и ссадины, два сломанных ребра. Мы боялись внутренних повреждений, но, кажется, обошлось. Вам повезло, Морган.
— Это уж точно, — усмехнулся я. — Когда меня выпишут?
— Как скажете, в любое время. Можете задержаться на несколько дней, в зависимости от самочувствия.