Необходимо, чтобы у них сложилось определенное представление о нашем времяпрепровождении.
К четырем пополудни открывались первые варьете с усталыми исполнительницами стриптиза и избитыми шуточками ведущих. Здесь мы задержались дольше всего. Когда же добрались до бара «Орино», это выглядело чистой случайностью. Мы прочитали меню, вывешенное в окне, сделали вид, что хотим попробовать здешнюю кухню, и вошли. За нами последовали два агента в белых костюмах, изображавшие подвыпивших деловых людей на отдыхе. Они заметно обрадовались, когда мы уселись за столик и сделали заказ.
Бар «Орино» имел свой особый стиль. По виду это было процветающее заведение с постоянными посетителями из местных жителей. Само здание было построено из дикого камня и дерева, а время и изменчивая погода придали строению аромат старинной Испании. Пожилые официанты были очень приветливы. А в единственном буфете ловко управлялся представительный мужчина со старомодно подстриженными седыми усами и двумя медалями на куртке. Он слегка прихрамывал и имел пристальный взгляд. Он мельком взглянул на нас, более внимательно посмотрел на парочку в белых костюмах, а когда заметил, что они уселись гак, чтобы хорошо видеть наш стол, посмотрел на нас с большим интересом.
Теперь надо было завершить общую картину нашего времяпрепровождения. Выпив подряд три коктейля, я стал уговаривать официанта выпить со мной, послал бокал буфетчику, автору этих отличных коктейлей, и помахал ему благодарно рукой, когда он приподнял бокал, глядя в мою сторону. Бутылку вина получил от меня сухонький старичок, смирно сидевший над своей тарелкой чили. Он весь засиял и рассыпался в благодарностях.
Представление подошло к финалу: я сделал вид, что здорово поддал.
Джаз-оркестр из четырех человек расположился в левом углу небольшой сцены. Они исполняли прекрасные вещи в испанском духе. После третьего номера я послал им бутылку шампанского. В ответных улыбках читалось: еще один чокнутый американец.
Затем к оркестру присоединился тенор, за ним выступил довольно бездарный иллюзионист, который больше полагался на сальные шуточки, чем на свое искусство, и наконец вышла смуглая страстная исполнительница блюзов Роза Ли. Волосы у нее были выбелены, а цветущая фигура прямо-таки рвалась из платья. Когда она кружилась в такт музыке, развевающаяся юбка открывала пару красивейших ног, каких я давненько не видал.
Публика ее не отпускала. Мы завершили наш обед, опять принялись за выпивку, а она все пела.
Вдруг я услышал почти забытую песню «Зеленые глаза».
Ким заметила мой неожиданный интерес и наклонилась ко мне:
В чем дело?
— Наша связная.
— Откуда ты знаешь?
— Песня. Мыс Артом Кифером используем ее как пароль. Это у нас еще с войны, когда мы работали за линией фронта.
— Ностальгия?
— Нет, привычка. Такие вещи не забываются.
Ким заметила с мягкой улыбкой:
- Твоя Роза Ли не знает войны. Ей не больше двадцати пяти.
— Она помогает А рту в его деле.
— А это дело… тоже что-нибудь вроде твоих сорока миллионов?
У меня заходили желваки.
— Оставь, Ким. Это его личное дело. Я тебе уже сказал, к миллионам он не имеет никакого отношения.
— Расскажи мне о других.
— Я думал, тебе уже все о них доложили, — ответил я с издевкой. — Оплошала ваша разведка, сообщив, что Арт убит.
— Видимо, у них не появились основания для сомнений в достоверности информации.
— И не появятся. Арт не допустит.
— Двое других тоже считались мертвыми.
— Кэри разнесло взрывом. Нечего было и опознавать. Мыс Артом это видели, оставалось только верить нам на слово. Малколм Ханна должен был взорвать мост, но не успел скрыться и погиб вместе с военным составом и парой тысяч нацистов.
— А Сол Деккер?
— Его схватили и отправили в концентрационный лагерь. Там пытали, хотели узнать, какие операции мы планируем, он молчал, потому что, получая инструкции перед самым выполнением задания, мы ничего не знали заранее. Ему удалось бежать, он наткнулся на мину и был тяжело ранен. Однако повезло — его спасли какие-то фермеры и передали союзным войскам, как только кончилась война. Несколько лет он скитался по военным госпиталям, а потом уехал в Австралию.
— Он мог быть с тобой в том деле, — сказала Ким. Она все никак не могла уняться.
— Только не Деккер. В отличие от нас он был единственный, кому было не по душе то, чем мы занимались во время войны. Он мечтал стать фермером. Он и стал.