На Зильду многие заглядывались и до достижения ею третьей ступени. А уж после, когда нас обоих приняли в самый престижный обучатель столицы, от поклонников не стало отбою. В ней все было прекрасно – и стройные, идеальной параллельности шагатели, и выпуклые дымчатые видетели на удлиненном нежно-салатного цвета фасаде, и обе пары держателей с длинными гибкими хватателями на них. Не говоря уже о яйцекладе. Именно о таких яйцекладах слагали стихи альмейдянские поэты на протяжении тысячелетий.
Я отдавал себе отчет, что, как всякая красавица, Зильда несколько взбалмошна и своенравна. Но рассчитывал, что моя мудрость и здравомыслие помогут удержать ее от опрометчивых поступков. Естественно, о такой несуразности, как полет к недавно открытой планете, чтобы принять участие в детской забаве, не могло быть и речи. Разумеется, древние инстинкты у каждого альмейдянина в наполнителе, но на то и мудрость тысяч поколений, чтобы эти инстинкты сдерживать. В самом деле, не пристало разумному существу, оделенному всеми достоинствами, гоняться по развалинам за термитами, чтобы добыть никому не нужный трофей – клип с воспроизведением выстрела, прикончившего бедное насекомое. Не говоря уже о риске, которому неизбежно подвергаешь свою жизнь, занимаясь подобными дурачествами.
Все решилось в тот день, когда Зильда пришла в мою ячейку после занятий и сказала:
– Тиль, я последний раз прошу тебя приобрести охотничью лицензию. Мы подходим к возрасту кладки, и кто знает, удастся ли поохотиться потом, когда каждый из нас будет обременен множественными обязанностями перед обществом.
– Зильда, – ответил я, – подумай, имеет ли смысл подобное легкомыслие. Ведь охота на термитов не просто развлечение, а еще и довольно рискованное занятие. Термиты хотя и недостаточно разумны, но все же весьма опасны. Эти удлиненные предметы, из которых вылетают горячие металлические цилиндры. Потом разлетающиеся на осколки болванки. Не говоря уже о примитивных механизмах, которые, тем не менее, способны выпускать конусообразные, взрывающиеся в воздухе предметы. Разумеется, это все детские игрушки по сравнению с генераторами антивещества и плазменными разряжателями, но определенную опасность для жизни термиты все-таки представляют.
– Тиль, – сказала Зильда. – Тебе следует чаще читать официальную прессу. Во-первых, те механизмы, о которых ты упомянул, давно уничтожены. Причем повсеместно, и в самые первые дни экспансии. Во-вторых, термитов почти не осталось, и вскорости правительство выпустит указ о закрытии охоты и запрещении отстрела. Помнишь, как было в тех заповедниках, которые открыли в прошлом столетии? Их предоставили гражданам для охоты на короткое время, а потом законсервировали. Так будет и с этой планетой. Пройдут сотни поколений, прежде чем термитам удастся восстановить свои муравейники и численность. Я не прощу себе, что не использовала возможность, о которой мечтает вся альмейдянская молодежь и которая вновь будет предоставлена лишь нашим далеким потомкам.
– Зильда, прошу тебя, – попытался настоять я, – откажись от своего намерения. Ради нашего будущего потомства мы не должны подвергать себя опасности.
– Что ж, – Зильда скрестила верхние держатели на тулове и уперла нижние в периферию. – Как хочешь. Вчера Ильгр приобрел охотничью лицензию на двоих. Он предложил мне составить ему компанию. Я обещала подумать. Теперь я вынуждена принять его предложение.
Разумеется, я не мог этого допустить. Мерзавец Ильгр, мне никогда не нравился этот красавчик. В тот же день я приобрел лицензию, а уже на следующий мы с Зильдой прошли первый инструктаж.
Я сидел у костра, по-черному коптившего едким дымом и без того вонючий подвал. Я смотрел на свое воинство. И молчал. Молчали и они. С этими людьми я провел последние три года. Мы вместе прошли через многое и ко многому привыкли. К страху, к войне, к смерти привыкли. А главное – друг к другу. Я подумал, что не мыслю себя без них. Вот Володька Кудлач, угрюмый, нечесаный, со страшенной карабасовой бородой. Он самый старший из нас, ему уже за сорок, бывший слесарь-автомеханик. У Володьки золотые руки, и по части ремонта вышедшего из строя оружия ему нет равных. Рядом с Кудлачом – Завьял, студент-недоучка, тощий, нескладный, вечно страдающий от болей в переломанной и плохо сросшейся кости предплечья. Справа от Завьяла девочки. Все три, которые остались. Добрая и некрасивая, с широким плоским лицом Вика. Она медсестра и, наверное, самый полезный человек среди нас. Тоненькая большеглазая Леночка и моя Варя. С ней мы вместе почти с самого начала. Когда настолько тоскливо и мерзко, что жить больше не хочется, я всегда думаю о том, что у меня есть Варя, и легче становится.