Эффективность, с которой заработал отдел продаж после эксперимента с горохом, думаю, окупила все минусы, включая тот факт, что сотрудников в отделе стало в два с половиной раза меньше…
Использование сетевого шнура в качестве инструмента по борьбе с воровством, вероятно, было перегибом. Скорее даже не потому, что телесные наказания вышли из моды. Думаю, соль в том, что воровать у компании – не кажется согражданам таким уж грехом. Вот если бы рекламщик вынул кошелек у одного из сотрудников, можно было бы проводить конкурс – кто ударит сильнее. Так или иначе – десять человек сознательно решили остаться в конторе, где практиковались методики, не описанные ни в одной умной, обычно американской бизнес-книжке. И эти десять человек совершенно точно готовы были не опаздывать, не воровать и работать эффективно.
– Костя… есть одна проблема. Небольшой предмет цилиндрической формы вошел в череп Георгия Васильевича с одной стороны, а вышел с другой.
Константин внимательно посмотрел на меня, будто я только что сообщил ему о шарообразной форме Земли… и эта мысль оказалась для него новой.
– Если на секундочку предположить, что Хана не выстрелила бы в Гошу, – ты бы смог решить вопрос кадров?
Я могу на секундочку предположить, что динозавры до сих пор не вымерли. Мало ли отвратительных тварей встречается в жизни. На секундочку предположить я могу почти что все… Но то, что я сказал Косте, вырвалось само, то есть сорвавшееся с моего языка не имело никакой связи с работой моего же головного мозга:
– Конечно. Еще не знаю как, но смог бы.
От офиса Кости до «Объединенных систем» можно было доехать минут за пять. Мы добрались за три. Я бы предпочел ехать часов восемь, чтобы ночь сменилась уверенным днем, город наполнился людьми, милицией и возможностью поставить крест на затее Кости. С собой он взял меня и чемодан с инструментами. Думаю, свободы воли у чемодана было больше.
Офис встретил нас послушно распахнувшимися дверями, стоило мне прижать свою карточку к валидатору. К своему ужасу, я почувствовал приступ ностальгии. Я успел привязаться к этой конторе. Успел соскучиться по ней за те три дня, что меня здесь не было.
Двери третьего этажа уступили под натиском моей карточки так же безропотно. Свет был выключен, но в городе, да еще в здании, где нет внутренних стен, зато полным-полно окон, – совершенно темно не бывает. Постепенно мои глаза привыкали и видели все лучше, зато соображал я по мере прояснения картинки труднее и труднее. Мне очень хотелось верить, что я имею дело со стульями и вешалками с одеждой, пытающимися притвориться людьми… У меня не получалось. Это были люди, застывшие в позах, совершенно не приспособленных к застыванию.
Три члена команды расположились вокруг Бурхаи. Хана, казалось, медитировала, сидя в позе лотоса. Точнее, это была бы поза лотоса, если бы ее пятую точку и пол не разделяло по меньшей мере полметра и никаких признаков фокусов с зеркалами.
Ренат прижался к дереву так плотно, что, казалось, врос в него. Прижимался он головой, и там, где должна была располагаться выпуклость, я ничего не находил. Вероятно, он засунул голову в дупло, и что-то его там сильно заинтересовало. Я старательно отгонял от себя мысль, что на самом деле у Рената уже нет головы.
Кофман стоял как бы опираясь о дерево. Только между ним и Бурхаи было метра два. Как можно сохранять равновесие в такой позе, не будучи китайским гимнастом, сие есть тайна великая.
Костя, минуту назад оставивший меня в одиночестве наблюдать за скульптурной группой, нашел, наконец, выключатель. Есть вещи, которые должны оставаться вдалеке от электричества.
Хана не висела в воздухе, и Кофман не был акробатом. В зале было только два человека – я и Костя. То, что я принял за членов команды, было отростками Бурхаи – отростками, отличавшимися от людей тем, что все трое произрастали, а не жили. Дерево-монстр, воспользовавшись случаем, проросло в плоть и теперь не торопясь переваривало жертв. Интересно, если отпилить кусок Ханы, у нее можно посчитать годовые кольца?
– Марк, не отвлекайся! У них так всегда после кризиса…
Вероятно, сейчас я закрою глаза, открою глаза и обнаружу, что мне все это привиделось. Так я и сделал. К пейзажу добавился Костя и его чемодан. Чемодан открылся, обнаружив свое содержимое. Я никогда не видел топоров, содержащихся в таких условиях. Костя натянул перчатки и только после этого решился вынуть инструмент из чехла. Топор был прекрасен. Если мне суждено погибнуть на плахе, пусть у палача в руках будет этот шедевр.
– Подержи!
Несколько дней назад я бы мог только мечтать об этой команде. Держать надо было Хану. На ощупь она была… Зачем Костя включил свет?!
У Кости, по-видимому, имелся большой опыт дровосека. На «отруб» Ханы у него ушло два точных движения. Кофман был отделен одним движением. Сложнее получилось с Ренатом. Перед тем как приступить непосредственно к отсекновению, пришлось повозиться с тем, чтобы голова Рената не осталась внутри Бурхаи. Ветка торчала прямо у него из макушки. Если бы не состояние полной апатии – быть бы моему ужину вдалеке от моего желудка.
Пока я оттаскивал бывшие отростки в жилую часть этажа, Костя продолжал орудовать топором. Не знаю, что он там выстругивал, я был занят. Я искал признаки того, что еще несколько минут назад мои подопечные были частью целого. Их не было.
– Марк! Сюда!
Вообще-то помощь была нужна мне. Если Ренат и перестал быть частью дерева, это не значит, что он весил меньше здоровенной колоды. Впрочем, Косте тоже было от чего устать. Дыра, которую он прорубил в Бурхаи, могла бы стать памятником деревянного зодчества, если не по изысканности формы, то уж из-за размеров – наверняка.
– Нужно вытащить одним движением, ты готов?
Я не был готов, но хотел покончить с этим делом поскорее. Внутри Дерева в позе зародыша нас ждал Георгий Васильевич собственной персоной. Короткая стрижка его не портила. В отличие от остальных, он был покрыт чем-то липким. Наверное, смолой… Его череп был цел. Практически как новый.
На этот раз Костя приехал ко мне в офис. Ко мне – это в «Объединенные системы». Фактически я уже закончил то, ради чего меня нанимали, и пусть платили здесь хорошо и с учредителями я теперь был знаком более чем близко, но… хорошо то, что кончается. И дело не в том, что я не оценил перехода из состояния «Где взять деньги?» в состояние «Куда девать эти бабки?». Просто я впечатлительный, и иногда мне кажется, что если еще пару недель я посижу на этом стуле, за этим столом, на этом этаже… То в один прекрасный день обнаружу, что стал всего лишь отростком большого кактуса в золотой кадке. К тому же у меня было предчувствие…
Константин уже минут пять стоял ожидая, когда я перестану делать вид, что не способен заметить этого мастера топора. Еще минут пять до этого он пытался меня найти. Когда вокруг несколько десятков человек что-то прикручивают, прилаживают, тянут бесконечные провода и время от времени роняют что-то дорогое и бьющееся… пять минут – это быстро.
– Марк?
Рано. Пусть еще потопчется.
– Не мешает?
– Что не мешает?
– Камень за пазухой не давит на внутренние органы?
– Давит. – Камень давил, и его давление не могла унять даже такая приятная мелочь, как неожиданный размер моего счета в банке.
– Костя, мне казалось, что «не местный» – это несколько более приземленно…
Константин вздохнул. Вздох его, вероятно, обладал мощным распугивающим действием. Внезапно этаж опустел, словно каждый сотрудник почувствовал крайнюю необходимость именно сейчас покурить, отлить, срочно попасть на прием к начальству – что угодно, только чтобы оказаться не здесь.
– Ты все видел. Тебе все сказали. Просто иногда нужно понимать буквально. Не местные мы. Поезда туда не ходят, и на самолете не долететь. Материнское дерево – это и есть Материнское дерево. Оно позаботится – о ранах, быть может на первый взгляд смертельных или о ранах душевных… Но это лишь дерево. А у каждого дерева должен быть садовник…