Пятьдесят процентов за то, что пострадавшей стороной окажутся Рутенберг сотоварищи. Но оставшиеся пятьдесят процентов приходились на Кромверка, и энмэра подобный расклад не устраивал.
Прежде чем встретиться с Кромверком, Чилдерман обошел почти все портовые кабаки, в которых собиралась городская чернь. Они кипели, как креветочный суп в котлах уличных торговцев. Обсуждались непомерные налоги, низкие квоты на вылов рыбы и продажность чиновников. Чилдерман за последний год побывал во многих городах Индики и точно мог утверждать, что большинство муссируемых слухов – ложь. В заведениях рангом повыше к налогам и квотам добавлялись таможенные сборы и городские монополисты, задирающие цены. По странному стечению обстоятельств, все они входили в число членов совета Урука. Вычислить работу штрейкбрехеров было несложно, но становилось совершенно очевидно, что подобного развития ситуации нынешний энмэр не предвидел.
Между тем, если реакция зажиточных горожан на мнимые грехи Кромверка носила достаточно спокойный характер, то рыбаков, рабочих, агрокультиваторов и прочих уже подготовили к взрыву. Чтобы выплеснуть нетрезвую толпу на улицы, оставалось только дать сигнал. Тогда ее можно будет усмирить только силой. И как только Кромверк выдвинет ей навстречу полицию, подогретая провокаторами толпа рванет. После этого энмэру останется только повеситься на шелковом шнурке. Если у Рутенберга хватит ума все это время прятаться за кулисами, то он загонит Кромверка в патовое положение. Беспорядки в городе начнутся, неважно – попытается тот усмирить толпу или без этого. В таком случае Рутенберга должно было заботить только одно – чтобы Ноблерат не выяснил, куда тянутся ниточки, за которые дергают недовольных.
В городе может существовать только одна власть, и меняться она должна без потрясений. Если Рутенберг выставит Кромверка крайним, эта власть, благословением Ноблерата, упадет к нему в руки сама. Но в сложившейся ситуации Чилдерману больше всего не нравилось вот что – никаких гарантий, что бунт не приобретет неуправляемый характер, не было.
– Рутенберг не дурак, – заявил Кромверк, останавливаясь, чтобы сделать глоток вина. – Эта сволочь копает глубже. Я знаю, что он переманил на свою сторону часть городского совета. Он использует их деньги и влияние, ведь в одиночу он не сможет скинуть меня…
Влиятельные люди, очень влиятельные люди и богатые и очень влиятельные люди – так примерно можно было охарактеризовать членов совета. Пятнадцать министров ковчега, с мнением которых Кромверк вынужден считаться. Плюс Рутенберг – человек, которого Кромверк проглядел как угрозу, когда тот начал подниматься во власть. Каждого члена совета на согласование Ноблерату выдвигал город, а затем они сами выбирали и согласовывали с Ноблератом энмэра. И последние двадцать лет энмэр Урука не менялся.
– Как я понимаю, вы знаете, кто эти люди?
Из темноты выступило бледное лицо Чилдермана.
– О да, – лицо Кромверка осветила улыбка. – У вас будет список.
Рождение ребенка вне пределов квоты, отведенной Ноблератом Индики, считается преступлением. Каждый неучтенный фактор нарушает баланс города. Вообще-то изначально предполагалось, что ковчеги, как только мировой океан перебесится, будут спущены с небес на воду. Вот только бушевал он гораздо дольше, чем предсказывали расчеты, и к тому моменту, когда океан успокоился, знания, как вернуть ковчег на воду, сгинули. Конечно, город мог просто на нее упасть, но на Земле известны только два таких случая. Теперь обломки обоих городов обрастали кораллами на дне мирового океана. Ковчеги, хоть и казались чудом древней науки, давно уже классифицируемой как магия, не были приспособлены к такому типу спуска.
Поэтому баланс биомассы должен соблюдаться. Но только в области ее прибавления. Сидя на крытой красной черепицей крыше дома, Чилдерман собирался уменьшить вес Урука на двадцать один грамм. Все остальное, когда душа покинет тело, пойдет на удобрения для городских садов, исправно улучшавших воздух под куполом. Роскошь иметь кладбище и игнорировать бесплатный источник перегноя не мог себе позволить ни один город.
Рупрехт Ландэм, первый человек из списка подозреваемых Кромверка, владел судоходной компанией, правда другой, не той, которой принадлежал «Могол». Иначе работа могла бы показаться Чилдерману несколько более приятной.
– Послушайте, Кромверк, – сказал он в кабинете энмэра, прочитав список, – а разве не проще прихлопнуть самого Рутенберга, а не тратить время на его приспешников?
Кромверк опустился в кресло у окна и вновь приложился к вину.
– Вы не поверите, но я не знаю, где он находится. Он игнорирует заседания совета уже месяц. К тому же смерть только одного Рутенберга ничего не решит. Его прихлебатели просто найдут себе другого лидера. К сожалению, мне придется избавиться от них всех. Иначе в один прекрасный день они опять попытаются свернуть мне шею.
Кромверк на мгновение задумался и добавил:
– К тому же я всего лишь энмэр, а не гегемон Индики, чтобы позволить себе открыто убирать членов совета, назначенных Ноблератом. Как вы понимаете, – Кромверк ухмыльнулся, – по факту их гибели будет проведено тщательное расследование.
Чилдерман соскочил с крыши на балкон старинного здания, выстроенного из настоящего камня еще до того, как Урук поднялся воздух. Проектировщики довольно четко разделили город для его будущих обитателей на каменный центр в духе причудливой и изысканной готики и расходящиеся от него кругами зоны, ныне застроенные жилблоками из прессованных водорослей.
Ландэм оказался или слишком беспечен или не подозревал о намерениях энмэра – дверь на балконе не запиралась.
Чилдерман посмотрел вниз. У входа в резиденцию перед коваными решетчатыми воротами топтались два здоровых лба в форме моряков с ружьями наперевес. Отвратительно организованная охрана.
В призрачном свете луны, пробивающемся через увитый лианами купол, комната, куда попал Чилдерман с балкона, выглядела выплывшей из глубин допотопного периода. Драпированные обои были украшены картинами Премацци и Шторка, вдоль стен расставлена деревянная мебель, но самое главное – посреди комнаты бил фонтан. Чилдерман зачерпнул ладонью воду, оказавшуюся пресной. Как он успел заметить, даже Кромверк не позволял себе подобных излишеств.
Беглый осмотр коридора убедил Чилдермана, что внутри дома охрана отсутствует. Оставалось лишь вычислить, в какой из десятка комнат спит Ландэм. Чилдерман убрал револьвер в кобуру и вытащил металлический стилет. Стоил он дорого, но с работой справлялся гораздо лучше хрупких костяных ножей. При удачном стечении обстоятельств хозяин дома попрощается с жизнью очень тихо.
Ландэма он обнаружил в четвертой по счету комнате. Владелец крупнейшей судоходной компании Урука почивал на массивной кровати с балдахином, в обнимку с двумя юными куртизанками, едва ли распрощавшимися с девственностью до встречи с ним. Громовой храп Ландэма, похоже, упорно мешал соплячкам спокойно спать, так что одна их них отчаянно вертелась, то накрываясь подушкой, то толкая в бок толстяка. Того это мало беспокоило – в комнате витал стойкий запах вина из морского винограда.
Чилдерман аккуратно прикрыл за собой дверь и подошел к кровати. Ландэм разметался по ней, обнажив рыхлую бледную грудь. Оставалось надеяться, что стилет сможет проткнуть такую груду жира до самого сердца.
Спящий оглушительно всхрапнул, и девчонка снова толкнула его. Должно быть, довольно чувствительно, потому что Ландэм заворчал и попытался разлепить глаза. Чилдерману не оставалось ничего, кроме как резко зажать рот жертвы рукой и всадить стилет под ребро. Ландэм дернулся, глаза его выкатились из орбит, но сталь, добытая из солей железа антарктических вод, сделала свое дело. Тело Ландэма обмякло, и в комнате воцарилась тишина. Толкавшая его девчонка удовлетворенно пробормотала что-то во сне и, повернувшись на другой бок, спокойно засопела.