— Правильнее сказать, что надувательство успешно сработало. — Ведь это на самом деле чушь. Правильный ответ — задача не имеет решения. Даже если бы машина неслась с горы со скоростью космической ракеты.
Мужчина ничего не сказал.
— Старой развалине потребуется на преодоление одного километра в гору со скоростью пятнадцать километров в час четыре минуты, — сказал я. — Но сколько нужно, чтобы проехать вверх и вниз, если скорость составляет тридцать километров в час? Расстояние на холм и с него — два километра. Тридцать километров в час означает, что машина проедет два километра за четыре минуты. Таким образом, ей нужно четыре минуты, чтобы одолеть весь путь на этой более высокой скорости. Но ведь эти же четыре минуты уже были использованы на подъем в гору!
Снова взгляд Игуаны. Веки опускаются и поднимаются.
— Эйнштейн заметил это только тогда, когда стал тщательно анализировать задачу, — прибавил я. — Но эйнштейны встречаются редко. И вы не Эйнштейн. Ни в коем случае. Отмечу только, что вам следует более тщательно подготавливать свои разводки — так, как это сделал Вертгеймер.
— Ну а ты?
— Что — я?
— Ты не повелся?
— Поначалу да, — ответил я честно. — Но поскольку я имею привычку считать и думать, что я делаю, то сразу заметил подвох. Меня не разведешь. Я не полагаюсь на случай. Верю в то, что все можно просчитать.
— Звучит обнадеживающе.
— В каком смысле? — спросил я, сам не знаю почему. Мне просто хотелось, чтобы они уже ушли.
— В том смысле, что, может быть, до тебя когда-нибудь дойдет… — сказал Игуана и повернул голову. — Поможем ему быстрее соображать, А. К.
Последнее странное слово, по всей вероятности, относилось к Мутанту.
Тот никак не отреагировал — видимо, в наушниках было что-то поинтереснее.
— А-А-А — К-А-А-А!
«Мутант» очнулся и вытащил наушник из правого уха.
Из наушника донеслись ритмичные басы: бу-бум — бу-бум. Я наконец сообразил, что А и К — это инициалы Мутанта. Тот посмотрел на Игуану с некоторым интересом.
— А. К., — сказал Игуана, — давай.
После этой короткой команды события стали развиваться стремительно.
А. К. запихнул наушник обратно в ухо, убрал телефон в карман спортивного костюма и сделал по кабинету несколько решительных шагов, которые удивительно быстро и, я бы сказал, ловко, привели его к моему столу. Обогнув стол, Мутант оказался рядом со мной. Не сбавляя оборотов, он схватил мою правую руку, как будто она была частью его собственного тела.
Меня подбросило со стула прямо к подмышке А. К. В нос ударил ядреный запах туалетной воды и дезодоранта. Руку пронзила боль, которая стала волнами расходиться по телу. А. К. ухватился за мой мизинец и вывернул его вертикально вверх. Свободной рукой я хватался за руки А. К., пытаясь оторвать их от своей плененной конечности. Это было все равно, что стараться голыми руками удержать плотину под напором разбушевавшейся воды. А. К. вывернул мне палец еще сильнее. Боль как будто замерла, у меня перехватило дыхание.
— Ну что, Эйнштейн, Вертгеймер ты сраный, как впечатления? А. К. может вообще оторвать тебе палец. Мне приходилось видеть, как он это проделывает. Раз — и готово. Картина не для слабонервных. Мне нравится этот звук. Такой же, как если ножку у бройлера открутить. Сочный, внушительный. Но, конечно, гораздо, гораздо громче. Может, вот прямо сейчас и раздастся. А. К. меня не слышит. Но ты-то меня слышишь, Хенри?
Я кивнул. Раз, потом второй.
— Хорошо, — сказал Игуана.
А. К. поднажал.
— Для тебя это будет неожиданностью. Твой брат, Юхани, любил играть в покер. Ему это очень нравилось. Мы ссужали ему деньги, чтобы он мог продолжать игру. Все шло хорошо. Он играл, мы ссужали. Он выплачивал долги и одалживал снова. Почему нет? Все были довольны. Но потом он вдруг перестал платить, но играть не бросил. Таким поворотом событий не все остались довольны. До тебя, наконец, дошло?
Я снова два раза кивнул, уже без промедления. Игуана сделал знак руками, как футбольный арбитр, показывающий, что гол не засчитан. А. К. отпустил мою руку. Она полыхала болью. А К. переместился обратно к дальней стене и застыл, словно от нее и не отходил.
Здоровой левой рукой я ощупал правую. Уверенности, что в ней ничего не сломано, не было.
— Кажется, твой мизинец еще на месте, — сказал Игуана и выдержал короткую паузу. — Двести двадцать тысяч евро.
— У меня нет…
— У тебя есть, и я это знаю, — сказал Игуана. — Парк ежедневно приносит выручку.
Последние слова я услышал дважды — в первый раз, когда их произнес Игуана, и во второй — когда я повторил их про себя. Игуана знал, о чем говорит.