‒ Ну, тогда оставайся! Скоро ужин, как раз поспеешь! ‒ противно расхохоталась управительница. ‒ Твой товарищ может идти, ‒ подала подозрительный знак кому-то у себя за спиной.
‒ А док? Мы так не договаривались... ‒ возразила Танька, тоже потихоньку приближаясь к выходу.
‒ А мы никак не договаривались. Иди, Тишь, иди с Богом...
‒ Ему и Лютого хватит, ‒ исправив ошибку, уверенно мотнула своим русым хвостиком Танька. ‒ Лют, охраняй Тиша! ‒ вслух приказала серому. ‒ Тишь, идите к лошадям, я догоню. И рюкзачок мой прихвати, а то здесь глаз да глаз нужен...
Танечкина справедливость иногда бывала жестокой. Но на то она и справедливость. Проводив взглядом наставника и защитника, она ударом ноги заклинила засов на двери. Начавшие было движение в её сторону, людоеды снова остановились и стали оглядываться на свою Голову.
‒ Итак, как оворят у нас в Припяти, горе есть ‒ ума не надо? ‒ даже не пыталась скрыть сарказм Танюша.
‒ Скоро твой Тишь не так запоет. А не захочет на нас работать ‒ посадим к доктору и посмотрим, кто кого первым съест! ‒ закончив на веселой ноте, Голова, словно дирижерской палочкой, крутанула над головой оставшейся вязальной спицей, направляя проголодавшихся чейсеров на верную смерть.
«Они так ничего и не поняли, ‒ расстроилась Танька.
Ты их перевоспитывать пришла? ‒ удивилось Второе Я.
Надеяться же можно? Или только конфетки жрать?!
Ты крыска, ‒ обсасывая леденец на палочке, заметило Альтер Эго.
Сама такая! Не может быть, чтобы в человеке всё ну совсем плохо было...
Хочешь попробовать жизнь на вкус? ‒ чуть не поперхнулась половинка.
Чего? Да ты! Совсем, что ли?! Я говорю не о мясе! Блин, и одну тебя к психиатру не отправишь, ведь...
Вот, вот! А от нас двоих он сам мозгами двинется! ‒ поддержала себя веселая сладкоежка.»
На улице раздались и внезапно смолкли крики. Напряженно вслушиваться в тишину, ловить каждый шорох и ожидать продолжения Танечка чейсерам не дала.
‒ Вы еще будете ерепениться? ‒ доставая из ножен свой кукри, Синеглазый Иблис стала не по-детски серьезной и печальной. Те, кто не уловил сути происходящего, решили броситься на малышку скопом, рассудив, что отбивную на косточке можно готовить и из живого организма.
Первые нападающие лишились рук с такой скоростью, что наблюдавшие картину вдруг отрубленных верхних конечностей так и не поняли, как через мгновение девочка оказалась позади их Головы. Приставив Бритву Оккама к горлу вязальщицы, Танюша оповестила окружающих:
‒ Как говорят у нас в Припяти, рыба гниет с головы. В основном, с правой, ‒ с этими словами она одним махом лишила администратора дара речи, просто перерезав ей голосовые связки, при этом слегка царапнув изогнутым клинком шейные позвонки.
‒ Доктора нашего, надеюсь, не обижали? ‒ вытирая лезвие о плечо бесполезно дергающейся жертвы, поинтересовалось детское любопытство.
Остолбеневшие, но так и не лишившиеся здравого смысла, людоеды предпочли отвечать жестами и кивками. Неведомая им сила сама притарабанила дока к Таньке. Вполне приветливый и даже ничуть не расстроенный, врачеватель растерянно посмотрел на залитую кровью атаманшу, перевел взгляд на постепенно затихающих на полу безруких существ и улыбнулся:
‒ Пир будет! ‒ сказал тихо, ни к кому конкретно не обращаясь.
«Это он чего? ‒ не поняла Танька.
Это он всё, ‒ поставило диагноз Второе Я.
И лечить поздно? ‒ уточнила наивно.
Он здоров, ‒ перекатилась за щечкой карамелька.
А раньше сказать? Мы чего сюда перлись?
А ты спрашивала? Вот кто тебе мешает просматривать будущее? ‒ не осталось в долгу Альтер Эго.
Он от человечины так поплохел?
Он теперь без неё не сможет.
Ну, на том и порешим. Как говорят у нас в Припяти, сделал дело ‒ засыпь ямку.»
И порешила добрая девочка всех, кроме дока. Ей очень хотелось поискать хорошее в человеке, но вспарывать животы у всех подряд Танюша посчитала утомительным, поэтому быстро и чисто отрезала головы присутствующим. Нехорошо оставлять свидетелей, тут с Танькой стоит согласиться.
Часть 27
‒ И как тебе не страшно было оставаться с ними? ‒ в темноте у ехавшего верхом Тиша голос звучал немного глуховато.
‒ Как говорят у вас в Припяти, глаза боятся ‒ да руки не отрежешь, ‒ Танька поправила поводья, чтобы не мешали Лютому.
‒ А что ты там вообще делала? Или мне нельзя спрашивать?
‒ Хотела поискать прекрасное в людях, ‒ сказала почти правду. Ночью собаки вели себя совсем иначе, чем при солнечном свете: шли крадучись, очень мягко и плавно. От такой поступи сильно клонило в сон, но для ночлега решили все же отъехать подальше. ‒ А ты как тут управился?