‒ То есть, наоборот ‒ это вот так, да? ‒ растерялся оружейник.
‒ Наоборот ‒ это не так! ‒ отрезвила его Танька. ‒ Сам скоро поймешь. Это ‒ Мармеладка, а это ‒ Барбариска. Они саблезубые единороги, но по сути ‒ собаки, ‒ она забросила на вьючную раму рюкзак подруги.
‒ Очень приятно, ‒ «лошадки» удостоились не менее радушного приветствия. Подойдя к каждой, Мелл решила почесать их за ушком и собаки послушно наклонили хищные головы.
В седле устроились с удобством: Мелл села позади и, обхватив Таньку за талию, примостила свою голову у подружки на плече. Так девочки могли втихаря и с удовольствием вдыхать аромат своей половинки, дышать в унисон и дарить накопившееся тепло.
Часть 28
‒ Ты что напевала, когда шла? ‒ Танька спрашивала тихо, боясь спугнуть ангела со своего плеча.
‒ Маршик один, серые крысики поют. Смотри на нас тревожно ‒ Ведь мы, вполне возможно, Посланцы самого Сатаны![3], ‒ пропела доброта. ‒ Местному зверью понравилось, а что?
‒ В лагере гитара есть, можешь устроить концерт. У тебя получается, ‒ немножко гордилась подружкой. ‒ Ты как через барьер перебралась?
‒ Через какой? Я по твоим следам шла, нигде заборов не было, ‒ даже приподняла голову Мелл.
Собаки двигались медленно, растягивая удовольствие и себе и ездокам. Барханы, засаженные карликовыми баобабами, ежедневно меняли пейзаж. Так что прекрасным можно было любоваться каждый день, не сходя с места.
‒ Понятно. Не заметила, значит. Тишь, у нас привал где? ‒ поинтересовалась Танька.
‒ Да хоть здесь.
‒ Так рановато, вроде, ‒ засомневалась было.
‒ Как говорят у нас в Припяти, кашу маслом не испортишь, если успеешь… Тогда до второй встречной аномалии давай, там и отдохнем. Вот, кстати, первая, ‒ опекун показал на сияющее нечто, искрящееся открытыми чувствами.
‒ Это чего оно такое? ‒ подружки уставились на опасное чудо.
‒ Любовь, будь она неладна. Коварная...
‒ ...и жестокая, я знаю! ‒ перебила Мелл.
‒ Может согреть, а можно и сгореть, ‒ Тишь не обиделся и продолжил объяснять. ‒ Она слепая, вообще-то. Сделает инвалидом и оставит ни с чем ‒ в лучшем случае. А можно ведь и ума лишиться. Бывает, неосторожный чейсер так втрескается, что и осколков не собрать. Хуже, если другая разновидность попадется ‒ любовь к Родине. Тогда всё, ‒ махнул рукой рассказчик, ‒ можно сразу могилку рыть: как начнет человек с родной землей целоваться ‒ не оторвешь! Так и подыхает от ностальгии: березок-то вокруг нет.
‒ Как говорят у нас в Припяти, не рой другому ямку ‒ пусть сам копает, ‒ поддержала Танька.
‒ У вас?! ‒ вспыхнула ревностью Мелл и крепче обняла талию любимой.
‒ Выражение такое. Заразное очень, сама скоро так начнешь высказываться, ‒ процедила сквозь зубы Танька. ‒ А здесь все аномалии такие? Или есть и обратного действия? ‒ поинтересовалась, чтобы разрядить обстановку.
‒ Разные бывают, не только чувственные или, там, эмоциональные, ‒ задумался Тишь. ‒ На севере есть аномалия безразличия: она плачет, а всем пофиг. Там уже огромный ледник собрался, соленый. А всем по барабану. Представляете?! Здесь разговариваем ‒ жалко её. А приблизился ‒ до лампочки.
‒ Ничего себе, совсем как у людей, ‒ вслух рассуждала Мелл.
‒ А ты думала! Это же фантазия, нарочно не придумаешь, ‒ отозвалась синеглазая.
‒ Это вы о чем? О! Вот и вторая! Только подальше отъедем, боюсь я её, ‒ оружейник покосился на пустоту, сияющую простотой.
‒ А она кто? ‒ в один голос заинтересовались девчонки.
‒ Наивность. Сама-то безобидная, но если заденет, еще часа два ходишь и всему веришь. Гипнотизирует, как выпуск новостей, точно говорю. Неприятное чувство, ‒ скривился толкователь аномалий.
К лагерю подъехали уже вечером, когда из всех щелей вокзала тянуло пряным ароматом жарящегося на огне мяса. Мармеладку и Барбариску путешественницы отпустили на охоту, а сами, взвалив на плечи не пригодившиеся пока рюкзаки, собрались в укрытие.
‒ Погодите, нужно придумать отмазку, как мы за такой срок обернулись и к проходу ‒ подружку встретить, и к людоедам ‒ за доком, ‒ заволновался Тишь.
‒ Ой, не напрягайся! Собаки галопом неслись, все в мыле, бедняги. Не видишь, разве? ‒ Танька вложила удобные воспоминания в голову парня.
Они забрали с собой седла и вошли в зал ожидания.
Часть 29
Ужин готовился сам. Насаженный на вертел зомби исполинского енота свободной рукой вращал себя над огнем. Зеленый, периодически поглядывая на лежащую рядом Танькину гитару, извлекал из струн вялую мелодию. Остальные чейсеры, лениво споря с администратором, пытались восстановить в мозгах нормальное мировосприятие. Рассевшиеся на мешках, уставшие и разобщенные, они никак не могли поверить в происходящее.