Херберт Фрэнк & Рэнсом Билл
Фактор вознесения (Пандора - 3)
Фрэнк Герберт, Билл Рэнсом
Фактор вознесения
(Пандора - 3)
Пер. с англ. О. Васант
Мир Пандоры расколот надвое. Диктаторскому режиму Раджи
Флэттери, капеллана-психиатра всея Пандоры, противостоит тайная
организация людей, занимающихся возрождением келпа, мыслящей водной
субстанции, называющей себя Аваатой. Противники режима не знают,
что цель диктатора - покинуть враждебный мир, бросив его население
на произвол судьбы. Ради достижения цели Флэттери не жалеет ни сил,
ни средств на осуществление грандиозного проекта по постройке
нового безднолета, прообразом которого стал "Землянин", корабль,
доставивший на Пандору первых людей и объявивший себя божеством
Предисловие
Когда мы с Фрэнком затеяли в 1978 году писать "Ящик Пандоры", договор был коротким: эта работа должна принести нам обоюдное удовольствие, поскольку она будет насквозь пронизана взаимными дружескими симпатиями. И посему мы скрепили эту клятву всеми необходимыми по такому случаю суперторжественными церемониями (некоторым нашим читателям они вполне могли бы напомнить об их детстве). Но мы-то дружили уже настолько давно, что подобные ритуалы были просто необходимы. Святость детской дружбы - это нечто особое.
Не скрою, писать книгу сообща - это то же самое, что покупать сообща машину. А поэтому... в данном деле требуется... определенная... взаимная... приглядка.
Или иначе: писать вдвоем - это вроде осознанного сожительства... или заключения брака по расчету (если хотите). Однако вышло так, что написание сего произведения попутно ознаменовалось серьезными трагедиями у обоих авторов. И только сам процесс творения спас нас тогда. Да я, если хотите знать, за все последующие пятнадцать лет так не смеялся, как тогда, когда работал с Фрэнком. Мы задумали "Фактор вознесения" как книгу, которая развеселит нас обоих, и какие бы трагедии ни отвлекали нас от ее написания, она потихоньку двигалась, а вместе с ней выпутывались из своих передряг авторы.
С характерами и обстоятельствами в "Факторе вознесения" работал Фрэнк, а все остальное досталось мне. Однако последние главы по воле Судьбы довелось писать мне в одиночку. Но сколько бы лет с тех пор ни прошло, я всегда, просматривая корректуру, чувствовал его взгляд через мое плечо и слышал одобрительный шепот: "Годится". И больше всего на свете я боялся одного - что когда книга будет завершена, это присутствие исчезнет. А мог бы догадаться - если дело касается Фрэнка, он никуда не денется.
Билл Рэнсом, порт Таунсэнд, 1987
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всегда сильней у тех,
Кто властью облечен...*
______________
* пер. Т.Щепкиной-Куперник
Шекспир, "Венецианский купец",
из Вашонского хранилища литературы
Джефза Твэйн мужественно боролся с болью на протяжении трех суток и вот наконец достиг наивысшей точки своих мучений. Дознаватели из Воинского союза были профессионалами, а это означало, что если он во время допроса откинет копыта, то они, следовательно, лишь напрасно потратили на него силы и время. Так что за все эти трое суток непрестанной профессиональной обработки он даже ни разу не потерял сознания. Его палачи сразу поняли, что он будет твердым орешком, и в наказание за то, что его пришлось так долго "колоть", решили напоследок дать ему помучиться всласть: вздернули на обсидиановом крюке на большой высоте. Саботажников всегда подвешивали где-нибудь в людном месте за ребро в качестве "урока остальным" (вот только какой именно урок извлекут из этого остальные - это еще надо подумать...)
Но чтобы подвесить его, понадобились как-никак трое. Подлые трусы: кто ж еще будет делать подобные вещи под покровом ночи?
Левый глаз был подбит вроде как меньше правого, и потому стоило попытаться поднять над ним веко. Бледное касание рассвета смело звездную вуаль с лица моря. На фоне разгорающегося неба начал вырисовываться темный контур крыш рыбацкого поселения и доков, работавших на проект "Безднолет".
Мятущиеся лучи прожекторов с субмарин пронизывали ночную тьму по всей акватории - от поселения в Калалоче до башенного комплекса. Бухта порта была со всех сторон защищена системой дамб и волнорезов, созданной по новому аквапроекту "Мерман Меркантил". Но хотя строительство еще продолжалось, Джефзе так и не удалось никуда устроиться на работу после того, как его лодка прохудилась, а лицензия закончилась. И дело было не в нем самом, а в его напарнике, который заныкал парочку рыбин для себя и "забыл" зарегистрировать их в порту. "Новая экономика" подобные действия категорически запрещала, и потому администрация порта "в качестве урока" наказала обоих.
По мере того как небо светлело, Джефзе казалось, что он становится все легче и легче, словно отчуждается от собственного тела. Боль осыпалась с него, как шелуха; израненная кожа была уже слишком слабой преградой для рвущегося наружу духа... Он созерцал агонию собственной измученной плоти словно с высоты ближайшего утеса. Здесь, на юге Пандоры, световой день длится около четырнадцати часов. Интересно, сколько еще вздохов отмерено этой изломанной и ноющей от боли грудной клетке?
"Марика... - пронеслось в его голове. - Моя Марика и трое наших дарованных богами детишек... Эти, из ВС, сказали, что их они тоже арестуют..."
Они, небось, думают, что жена им чего-то расскажет... Они грозились, что и женщина, и все трое наших малышей также будут замучены. Они грозились, что начнут с детей, чтобы заставить их мать говорить. А она им ничего не расскажет... Потому что откуда ей-то знать?.. От досады и ярости Джефза зажмурил единственный зрячий глаз.
Особая служба директора в ВС натыкала в грудь и спину Джефзы десятки стальных крючков толщиною с палец; луч рассвета скользнул по ним, и они засияли, словно доспехи. Обрывки канатов свисали вокруг коленей жертвы, словно кильт. Блеск крюков вкупе с запахом крови очень скоро приманит рвачей. И они его наконец-то убьют.
Джефза висел распятый тысячами рыболовных крючков. Сотни их поддевали лишь кожу, зато десятки вонзались под ребра и глубоко врезались в мышцы. Большая часть крючков, продрав кожу, теперь уже свободно болталась, вызванивая приветствия утреннему бризу, но дюжины две еще упорно держали его плоть: дюжина - спину и еще дюжина - грудь. Ему казалось, что во всем этом есть какой-то свой, особый смысл... вот только они не захотели ему объяснить какой. Но зато они проболтались о таком, о чем он мечтал узнать всю жизнь.