– Мальчишка-то вылез на месяц позже, – заметила наталь. – Но, похоже, он не терял время даром.
И буквально через пару минут она препоручила дитя супружеской паре, которая дала ему свое имя. Фредерик и Казимира Бруд. Последние несколько месяцев они регулярно навещали будущую мать и подготовили все необходимые документы. Алисе это стоило большей части состояния, но она хотела дать ребенку как можно больше шансов выжить. Тем временем Флэттери решил сделать из Калалоча столицу планеты – центр экономики и политики Пандоры. Молодая чета Брудов (он – архитектор, она – географ) работала в рамках этого проекта: им было заказано строительство складов и казарм для службы охраны. А впоследствии им светило заключить контракт на строительство университета. Но кто тогда мог предвидеть, насколько изменится планета и насколько переменится сам Флэттери.
«Я могла, – думала Алиса Марш. – Но изучение развития келпа оказалось для меня гораздо важнее, чем развитие моего собственного сына».
Если бы у нее было тело, она сделала бы глубокий вдох, чтобы ослабить напряжение, сковывающее мышцы живота. Но у нее не было ни мышц, ни живота, а рассудок был почти свободен от эмоций.
«Я все сделала правильно, – пронеслось в ее голове. – Если речь вести о человечестве, я все сделала так, как надо».
Даже если они, ослепленные алчностью, не видят зла в разрушении семьи, не видят греха в предательстве друзей, значит ли это, что и нам не следует удерживаться от подобных пагубных деяний?
Флаттерби Боден расстелила на пыльном чердачном столе большой кусок украденной миткали, и все трое ее одноклассников восторженно захлопали в ладоши.
– Тебе все-таки удалось! – воскликнул Джака – единственный мальчишка в их маленькой компании. Для своих двенадцати лет он был довольно высок. Его отец, как и отец Флаттерби, работал на ракетодроме, а мама – на гиперстанции морян, что увеличивало их паек почти в два раза по сравнению с большинством из тех, кто стоял в очереди.
– Тихо ты! – шикнула Флаттерби. – Мы же не хотим, чтобы нас прямо сейчас застукали. Лит, ты принесла краски?
Лит (самая младшая из всей компании – ей было еще одиннадцать) достала из-за пазухи уродливой хлопчатобумажной блузы четыре тюбика.
– Вот! Но я не достала черной, – добавила она и потупилась.
– Зеленая… – разочарованно протянул Джака. – И ты хочешь, чтобы нам поверили, что мы Тени? Ты сама знаешь, где используют зеленую краску…
– Да тише ты! – Для пущей выразительности Дана поднесла палец к губам и скорчила жуткую гримасу. – А вам не приходит в голову, что сейчас мы самые настоящие Тени? Если нас сцапают, с нами разделаются точно так же, как с ними.
– Ладно, хватит! – перебила ее Флаттерби. – Если мы тут собираемся заниматься только болтовней, то и ловить нас будет не за что. Джака и Дана, раз мы притворяемся, что репетируем, то давайте начинать: сыграйте нам что-нибудь, а мы с Лит раскрасим по лозунгу. Потом мы будем играть, а вы распишете два остальных.
– Не забудьте, охранка сегодня все утро почему-то здесь крутится, – напомнила Дана.
– Это все из-за Кристы Гэлли. Может, они думают, что она прячется где-то поблизости?…
– А может быть, так оно и есть?
– Но сюда они не зайдут, – успокаивающе подняла руки Флаттерби. Кого интересует обычный урок музыки? Она фыркнула и задрала подбородок. – У меня же брат служит в охранке. Я-то знаю, как они обычно действуют.
– Да, вот только он на Виктории, – заметила Дана, – а наши могут действовать и иначе. Их потому и посылают служить подальше от родных мест, чтобы им не пришлось стрелять в кого-нибудь из собственной родни.
– Неправда, – взвилась Флаттерби. – Их отсылают из родных мест не поэтому, а потому что… потому что…
– Ладно, хватит болтать, – перебил ее Джака, пытаясь придать голосу солидности. – Если мы не начнем играть, то они точно сюда сунутся.
Мальчик жил на границе самого большого в Калалоче лагеря переселенцев и в свои двенадцать лет успел навидаться трупов на улице. В отличие от девчонок он знал, что такое голод и что такое охранка, не понаслышке.
Глядя, как он вынимает из футляра флейту, Дана со вздохом потянулась за своим инструментом. Новенькие струны ее караколя, попав в солнечный луч, ярко вспыхнули серебром. Черная витая раковина резонатора была до блеска отполирована четырьмя поколениями музыкантов.
– Дай мне «до», – попросила она, всем своим видом показывая, что готова к работе.
Под звуки настраивающихся инструментов Флаттерби с помощью Лит разорвала ткань на четыре полотнища, метра по три каждое.
– А твой брат уже кого-нибудь убил? – прошептала Лит.
– Конечно же, нет, – сердито отозвалась ее подруга, с преувеличенным усердием разглаживая складки. И, не поднимая глаз, добавила: – Он же не такой, как эти… Да ты ведь с ним знакома.
– Ага, – кивнула Лит и хихикнула, а в глазах у нее запрыгали озорные огоньки. – Он такой прикольщик!
Флаттерби к тому времени уже использовала почти полтюбика и теперь любовалась своей работой. Краска была темно-зеленой и в сумерках могла сойти и за черную. Во всю ширину полотнища большими буквами было написано: «МЫ ХОТИМ ЖРАТЬ!» И хотя эти слова считались лозунгом переселенцев, их можно было услышать в любом районе Калалоча. А по мере того, как уменьшались пайки и росла нужда, эти слова все чаще и чаще звучали в очереди. Флаттерби сама не раз слышала. И не всегда их говорили шепотом.
Именно там, перед очередью, в которой каждый вынужден стоять по многу часов, она и повесит свой лозунг. А Лит решила повесить свой на фасаде их школы, стоявшей прямо напротив офиса «Мерман Меркантил». Джака свой вывесит напротив гиперстанции, а Дана на пристани, напротив студии головидения.
Дана взяла несколько аккордов, и они с Джакой заиграли быструю веселую танцевальную пьесу, которую недавно выучили в школе. Ее друзья еще никогда так здорово не играли, как сегодня, подумала Флаттерби. И хотя Джака порой сбивался, он мужественно продолжал играть дальше.
– А ты как думаешь, действительно ли Кристу Гэлли украли Тени? – спросила Лит.
Она изо всех силенок давила огромный тюбик с краской, стараясь, чтобы буквы получились крупными и их можно было прочитать издалека.
– Понятия не имею, – пожала плечами Флаттерби. – Даже не знаешь, кому верить. Моя мама выросла на Вашоне и считает, что Криста Гэлли что-то вроде богини. А папа говорит, что она обычный каприз природы.
– Кто каприз – твоя мама?
– Да нет же, – фыркнула Флаттерби, – Криста Гэлли, конечно. Папа говорит, что единственный способ победить голод – это установить полный контроль над течениями и что если Криста Гэлли может контролировать келпы, значит, директор правильно делает, что не отпускает ее. А что говорят твои?
– Не так-то уж и много, – нахмурилась Лит. – Они теперь работают сутки напролет. Ма говорит, что так выматывается, что слушать кого-то просто нет сил, а па даже новости не смотрит. Он приходит домой и, ни слова не говоря, отправляется спать. Мне кажется, что они боятся…
В порту раздался взрыв, и дети вздрогнули, а Дана от неожиданности выпустила из рук караколь, и тот с грохотом упал на пол.
– Это совсем близко, – пролепетала она. Когда девочка сильно волновалась, язык ей почти отказывал.
Все четверо бросились к узенькому чердачному окошку. Справа, из-за крыш ближайших домов, повалили клубы черного дыма, а слева, на соседнем доме, заходила ходуном на своих цепях огромная рекламная чашка. На улице было полно народу, а вдоль домов расположились уличные торговцы с лотками. Флаттерби услышала, как Дана судорожно всхлипнула, и указала пальцем на подъезд дома, в котором они находились.
– Охранка! – прошептала она. – Они сейчас войдут сюда!
– Надо быстро спрятать это барахло, – прошипел Джака. – Если они это найдут, то убьют нас на месте.