Утро уже вступало в свои права, и второе солнце поднялось над горизонтом достаточно высоко – Криста всегда кожей ощущала его движение по небу. Но теперь она была вне пределов Теплицы. И, что бы ни случилось, она дала себе слово, что больше никогда не станет пленницей, заточенной в четырех стенах.
«Но следи за собой, – пришел внезапный совет, порожденный множеством знаний, до сих пор еще неосознанных. – Не позволяй себе стать пленницей слов или обязательств. И помни: остановившись на чем-то одном, ты утрачиваешь свободу выбора».
Но разве это был ее выбор – оказаться среди людей? Что до Флэттери, так он ей вообще не давал что-либо решать самой. Келп исторг ее, и она оказалась в сетях директора. Ее кто-нибудь спрашивал, хочет ли она этого? Раз уж пандорцы признали ее богиней, то теперь придется вести себя так, как они за нее придумали. Но по мере того, как кораблик погружался в воду, в Кристе начала накапливаться энергия огромной мощи – прежде ей и пригрезиться не могло, что такое возможно.
И что же теперь делать, чтобы помочь самой себе и всем этим людям, до сих пор остававшимся для нее чужаками? Даже Бен, в которого она влюблена, и тот на самом деле совсем не знакомый ей человек. И сколько бы раз за все эти пять лет она ни пыталась вспомнить о том, что было с ней до … ничего не получалось.
«Любой человек для меня чужак, незнакомец».
Эта мысль была привычна: сколько лет она снова и снова приходила Кристе в голову! Но сегодня она впервые ощутила, что ее одиночество навсегда ушло в прошлое. Ведь она же прикасалась к Бену Озетту и убедилась, что он думает так же, как и она. А ведь он прожил среди людей всю жизнь…
«Именно этому им и нужно научиться у келпа, – сонно пробормотала девушка. – Мы не одиноки, поскольку все мы части одного целого».
Затем она услышала, как Рико ворчит себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Операторам это не понравится. Как бы ни сложилось, мы не могли ей позволить нырнуть в море. Правда, после того как накрылся обещанный воздушный перелет, им придется согласиться…
Криста отметила, что Рико чувствовал себя на яхте как дома – он улыбался, правда, криво, словно согласился на это путешествие против воли.
– Ты когда-нибудь плавала на таких яхтах? – внезапно послышался голос Бена.
– Никогда, – призналась Криста. – Я любовалась ими из своего окна в Теплице. Но эта яхта лучше всех, что я видела.
– Давай теперь рассмотрим три варианта пути, – сказал Бен, выводя на монитор какие-то диаграммы. – Сейчас мы плывем на самой лучшей яхте из всех, что есть на Пандоре: как на воде, так и под ней. У нее самый мощный двигатель, чтобы перемещаться по поверхности океана, но он легко заглохнет в густых зарослях келпа. Однако благодаря старому доброму двигателю Бангассера, который черпает энергию прямо из воды, а стало быть, в водной среде вечен, мы сможем двигаться со скоростью, которую никому не удастся развить. Если же мы все-таки решим подняться в воздух, придется помнить о том, что топливные баки нужно периодически заполнять.
Он взглянул на Эльвиру, словно ждал от нее подтверждения его слов, но та промолчала. Бен вздохнул и продолжил:
– Сейчас мы опускаемся все глубже. А лазпушки под водой работают куда хуже, чем в воздухе. С другой стороны – нас легче вычислить, потому что все келпопроводы под контролем…
– Чтобы нас теперь отыскать, Флэттери нужны семь пядей во лбу! – хохотнул Рико. – Выше нос, ребята! Мы погружаемся!
И, видя, что ни Бен, ни Криста не разделяют его энтузиазма, он пожал плечами и присоединился к погруженной в расчеты Эльвире. Теперь уже двое склонились над консолями, рассчитывая оптимальный курс, а Криста тем временем завороженно следила, как вода медленно смыкается над плазом рубки.
Как это ни смешно, но когда заходил разговор о жизни Кристы в келпе, именно Флэттери мог понять ее лучше всех. Ведь он пережил гибернацию – удивительное состояние тела и духа, поддерживаемое тупыми автоматами. Если верить его ученым, то и Криста провела юность в анабиозе с келпом: его сотни миллионов ресничек подпитывали ее кислородом и энергией. Специалисты были готовы чем угодно клясться, что именно таким образом она и просуществовала двадцать лет, пока однажды Флэттери не решил ради нужд Контроля над течениями подрезать и укротить ее родительский келп.
– Это как до двадцати лет оставаться в эмбриональном состоянии, – призналась она Бену однажды. – Ну не знаю, как еще объяснить – нет таких слов. Ты не ешь, не дышишь, почти не двигаешься. Людей ты встречаешь только в навеянных Аваатой снах. Сейчас я уже не могу тебе рассказать, что я видела во сне и чем или кем была тогда – все так смешалось. Да меня как таковой просто не было, пока однажды… Пока не настал тот самый день. Но Флэттери знает, каково это. И Макинтош тоже. И тот мозг, что Флэттери хочет подключить к безднолету, тоже знает.
– Но ведь это ужасно! – вырвалось у Бена, и тогда Криста впервые в жизни осознала, насколько это ужасно.
Погружаясь, яхта качалась все сильнее, и эта качка вернула Кристу из прошлого в настоящее. Ее замутило, но она не могла оторвать взгляда от темнеющей массы воды над головой.
«Ко мне нельзя прикасаться – это закон!»
Но тут ей снова вспомнился тот поцелуй. Он длился не более мгновения, но навсегда запечатлелся в памяти. Даже в этом жарком климате Криста была вынуждена по приказу директора скрывать тело под одеждой. Но стоило ей остаться одной в своей комнатке, как она срывала опостылевшие тряпки, наплевав на все сенсоры Флэттери, которыми была напичкана квартира.
И тогда каждой клеточкой кожи она впитывала дивные ощущения, которые дарили прикосновения ветра и света. Если за весь день ничего интересного не происходило, она машинально отмечала тысячи мельчайших соприкосновений между обслуживающими и изучающими ее людьми. После всего этого ей было трудно думать о себе как о человеке. Но теперь, когда она пусть мельком, но увидела, как ее боготворят другие люди, с ней что-то случилось, и внутренние преграды стали рушиться одна за другой. Никогда еще она не чувствовала себя такой свободной!
По мере погружения давление внутри рубки все увеличивалось, и Криста почувствовала, как заложило уши. Затем она поймала себя на том, что вдохнула уже минуту назад, но забыла выдохнуть. Усилием воли она приказала себе расслабиться. В рокот мотора вплетались чьи-то голоса. О чем они говорили?
– Как ты себя чувствуешь?
Голос Бена словно позвал ее куда-то. И вот уже Криста вознеслась над крышей рубки, над плещущимися над ней волнами… Она зависла на высоте нескольких тысяч метров над Калалочем и с удивлением разглядывала свои длинные коричневые щупальца.
Она была дирижабликом, плывущим высоко в небе. Его тень должна была скрыть от досужих глаз маленький кораблик, погружающийся в воду далеко-далеко внизу. Криста продолжала ощущать свое человеческое тело и в то же время до последней клеточки была и реющим в небесных высотах оранжевым шаром с золотым парусом.
Откуда-то издалека до нее донесся зов Бена Озетта. Его голос был пуповиной, соединяющей их обоих. Рукой друга, протянутой упавшему. Он увлекал ее назад, на борт «Летучей рыбы».
Ощутив чье-то прикосновение к щеке, Криста в испуге отпрянула, но Бен и не думал убирать ладонь.
– Как ты меня напугала, – прошептал он. – Ты словно спала с открытыми глазами и почти не дышала.
Подчиняясь его жесту, Криста попыталась сесть и только сейчас заметила у своих ног Рико. Оператор, по обыкновению что-то ворча, распаковывал аптечку. На руках у него были перчатки. Ярко-синее небо над рубкой теперь превратилось в зелено-серую муть океанских вод. Неизвестно откуда Криста знала, что они уже движутся по келпопроводу, начинавшемуся в северном от порта направлении.
Рико взглянул на руку Бена, ласкавшую щеку Кристы, да так и застыл на месте.
– Я была не здесь, – сказала она. – Где-то высоко-высоко в небе. Я была дирижабликом, охранявшим наш кораблик. Но вы позвали меня, и я вернулась.