— Я этого не делал, — сказал он.
Стоун кивнул.
Снова появился официант, принёсший их заказ.
Кайл поглядел на свой стакан, где водка смешивалась с имбирным элем. Он ждал, что Стоун скажет, что понимает, какая тут связь, понимает, почему Кайл из всех людей позвонил именно ему. Но Стоун молчал.
— Ты уже был в подобной ситуации, — сказал Кайл. — С ложными обвинениями.
Стоун смотрел в сторону.
— Это было много лет назад.
— Как ты с этим справлялся? — спросил Кайл. — Как сумел отвязаться?
— Вот ты, — сказал Стоун, — ты сразу подумал про меня. Это ли не доказательство? От этого дерьма уже никогда не отмоешься.
Кайл отпил из стакана. Бар, разумеется, был некурящий, но атмосфера всё равно была душной и подавляющей. Он взглянул на Стоуна.
— Я ни в чём не виноват, — сказал он, чувствую нужду снова об этом заявить.
— У тебя есть другие дети? — спросил Стоун.
— Были. Старшая дочь Мэри покончила с собой чуть больше года назад.
Стоун помрачнел.
— Я знаю, о чём ты думаешь. Мы пока не знаем, зачем, но, в общем, мы подозреваем, что психотерапевт внедрил ложные воспоминания обеим нашим девочкам.
Стоун отхлебнул пива.
— И что ты теперь собираешься делать? — спросил он.
— Я не знаю. Я потерял одну дочь; я не хочу терять вторую.
Вечер тянулся дальше. Стоун и Кайл продолжали пить, разговор стал менее серьёзным, и Кайл, наконец, почувствовал, что расслабляется.
— Терпеть не могу то, что случилось с телевидением, — говорил Стоун.
Кайл приподнял брови.
— Я веду один летний курс, — сказал Стоун. — Вчера на занятии упомянул Арчи Банкера. Всё, что я получил в ответ — растерянные взгляды.
— Да ты что?
— Ага. Дети нынче совсем не знают классики. «Я люблю Люси», «Всей семьёй», «Барни Миллер», «Сайнфелд», «Шоу Пеллата». Они ничего этого не знают.
— Даже «Пеллат» уже десять лет как не выходит, — мягко возразил Кайл. — Мы просто становимся старше.
— Нет, — сказал Стоун. — Нет, дело совсем не в этом.
Взгляд Кайла немного приподнялся, обозревая лысую макушку Стоуна, а потом подвигался вправо и влево, осматривая окружающую её снежно-белую кайму.
Стоун вроде бы этого не заметил. Он патетически воздел руку.
— Я знаю, о чём ты думаешь. Ты думаешь, что это просто нынешние дети, они смотрят другие телешоу, а я — просто отставший от времени старый пердун. — Он покачал головой. — Но это не так. Вернее, на самом деле я думаю, что так оно и есть в некотором смысле — я имею в виду первую часть. Они и правда смотрят другие шоу. Они все смотрят разные шоу. Тысяча каналов на выбор со всего треклятого мира, плюс весь этот кал с «настольного телевидения», которое снимают дома и выкладывают в сеть.
Он глотнул пива.
— Знаешь, сколько Джерри Сайнфелд получал в последний сезон «Сайнфелда» в 1977–78? По миллиону баксов за эпизод — причём американских баксов! Это потому что половина грёбаного мира его смотрела. Но в наши дни каждый смотрит что-то своё. — Он заглянул в свою кружку. — А сериалов вроде «Сайнфелда» уже не снимают.
Кайл кивнул.
— Это было отличное шоу.
— Они все были отличные. И не только ситкомы. Драмы тоже. «Блюз Хилл-стрит». «Перри Мейсон». «Колорадо-Спрингс». Но их больше никто не знает.
— Ты знаешь. Я знаю.
— О, да, конечно. Люди нашего поколения, что выросли в двадцатом веке. Но нынешние дети — у них нет культуры. Нет общей среды. — Он снова отхлебнул пива. — Маршалл, знаешь ли, был прав. — Маршалл Маклюэн уже тридцать семь лет как умер, но многие в УТ по-прежнему называли его просто «Маршалл» — профессор, который сделал Университет Торонто всемирно известным. — Он говорил, что новые средства информации преобразуют мир в глобальную деревню. Так вот, глобальная деревня подверглась балканизации. — Стоун посмотрел на Кайла. — Твой жена, она ведь преподаёт юнговскую психологию, верно? Архетипы и прочая дребедень? Так вот, ни у кого уже нет ни с кем ничего общего. А без общей культуры цивилизация обречена.
— Может быть, — сказал Кайл.
— Наверняка, — ответил Стоун и снова глотнул пива. — Знаешь, что меня достаёт по-настоящему?
Кайл опять приподнял брови.
— Имя Куинси. Вот что меня достаёт.
— Куинси?
— Ну, ты знаешь — из сериала «Медэксперт Куинси». Помнишь его? Там был Джек Клагмен, после «Странной парочки». Играл коронёра из Лос-Анджелеса.
— А, точно. Его показывали каждый божий день, когда я учился.
— Так какое же было имя у Куинси?
— У него не было имени.