— Ни туды, ни в Красную Армию! — остроумно высказался Виктор Семенов, смягчив первую неприличную часть народной поговорки.
Мы все с нетерпением ждали этого дня — первого увольнения в город. А как же! После двухмесячного карантина прогуляться по городу в морской форме, сфотографироваться, послать фотографию родным и знакомым. Ведь тебя с восхищением будут рассматривать десятки людей, а, может, и девушка о которой мечтаешь!
Юра Теплухин позаимствовал где-то бескозырку с ленточкой «Северный флот». Выданные фуражки никому не нравились. То ли дело бескозырка с ленточкой, тисненной золотыми буквами надписью и якорьками на кончиках ленты сразу видно: бывалый моряк идет! А фуражки пусть носят сверхсрочники, фзушники и другие сухопутные. Или, как их презрительно называют моряки, — «сапоги».
На перекрестке улицы Северодвинской и Петроградского проспекта стоял маленький деревянный домик с фотоателье. Единственный в городе частник-фотограф Борисов был его хозяином. Группа с дюжину курсантов устремилась к домику. Хозяин неторопливо и, как нам показалось, очень долго подбирал нужное освещение ярких ламп, выбирал для очередного клиента подходящий ракурс. Для верности делал несколько снимков.
— У вас, молодые люди, какая-то безразмерная бескозырка! — хохотнул фотограф, — На все головы подходит!
Действительно, бескозырка подошла всем, хотя Витя Семков носил 54-й размер, а мне подходил лишь 59-й размер и более.
— Ленточки надо на плечо положить, да так, чтобы якоря были видны! — спохватился Юра Романов, вспомнив семейное фото, где его братья, курсанты ЛВИМУ имени адм. Макарова, красовались при всех регалиях.
— А я это дело учел, молодой человек! — мягко подтвердил фотограф — Не первый раз первокурсников фотографирую! А за готовыми фотографиями приходите через пару дней!
— Мы не можем на неделе прийти! У нас увольнения только в субботу или в воскресенье!
— Значит в субботу и приходите! — фотограф выключил освещение, — Гарантирую, что будете довольны снимками!
Мы вышли на улицу. Небо сияло голубизной, а настроение почти праздничное. До конца увольнения было еще долго, а свобода пьянила и окрыляла всех.
Пролетели, промелькнули первые два месяца казарменных строгостей. У первокурсников появилась уверенность, мешковато сидевшую форму подогнали по своим фигурам. На головах выросли ежиком волосы. Тех, кто заслужил, по субботам отпускали в увольнения, а городских курсантов — в «сквозные» увольнения, то есть с ночевкой дома.
В начале декабря погода смягчилась, подул южный ветер, небо потемнело, пошел крупный пушистый снег. Все курсанты уже знали, что через каждые десять суток — обязательно смена белья и баня.
По коридору казармы идет знаменитый комендант «общаги» и визгливым голосом выкрикивает давно знакомое:
— Сегодня объявляется банный день! Провести в кубриках генеральную уборку! Выхлопать постельные принадлежности и сменить белье!
Никто не знал, как зовут коменданта, как его имя, отчество и фамилия. За глаза за чрезмерную скупость и прижимистость, а, может, даже за внешнее сходство, называли Плюшкиным, как известного гоголевского персонажа. А при официальном обращении — товарищ комендант. Рассказывали, что когда он пришел устраиваться на работу к начальнику мореходки, то Александр Семенович, прочитав коряво написанное заявление, спросил коротко:
— Ваше последнее место работы?
Повертев в руках потертую кожаную фуражку времен гражданской войны, заявитель без тени смущения ответил скрипучим, визгливым голосом:
— В колонии надзирателем! Да еще выводным был в городской тюрьме!
— Это что за должность — «выводной»? — с недоверием встрепенулся сидевший рядом с начальником мореходки замполит Василий Максимович Пивень.
— Тот, который выводит заключенных и арестованных на работы или по нужде! — бесстрастно задребезжал будущий комендант.
— Нет, нет! Не надо нам такого коменданта! — за возмущался замполит — У нас все-таки не тюрьма, не колония, а учебное заведение!
— А я думаю, для нас как раз то, что нужно! Нашим сорванцам именно такой комендант-надзиратель и нужен! И дисциплину, и порядок, и догляд обеспечит! Вот увидишь!