В своей книге я пытаюсь рассказать о трехлетней учебе в Архангельской Рыбопромысловой Мореходной Школе. Было бы неправильно думать, что это рассказ об отдельно взятой группе курсантов судомеханического отделения. Повествование характеризует всех, кто когда-либо учился в этом учебном заведении. Распорядок дня, режим, условия быта, развлечения были примерно одинаковы во все годы существования рыбной мореходки. С небольшой лишь разницей: судоводители изучали одни дисциплины по своей будущей профессии, а судомеханики — свои и преподаватели были разные.
Мой рассказ будет неполным, если я умолчу о сегодняшних днях Факторских курсантов — детях войны. Примерно половина из них навсегда связала свою судьбу с Архангельским траловым флотом и отработала на промысловых судах от 30 до 40 лет. Большинство получили высшее образование и работали на крупнотоннажных судах во всех широтах Мирового океана. Имея большой стаж плавания и «полярные надбавки», очень хорошо зарабатывали, обеспечивая достойную жизнь и будущую старость. К сожалению «детей войны» настигла новая война, на сей раз внутри собственной страны. В результате Ельцинских реформ вклады в Государственном банке страны мгновенно обесценились, а владельцы вкладов из-за резкого спада производства, оказались на пенсии, без гроша в кармане. Средний заработок, стаж и условия работы не учитывался и размер пенсий бывших рыбаков, оказался мизерным, месяцами не выплачивался и его съедала галопирующая инфляция.
Сегодняшняя пропаганда называет эти годы «лихими девяностыми». Совершенно не согласен с таким определением. В русском языке слово «лихой» имеет положительный смысл. Думаю, что выражение «лихие девяностые» придумали сами демократы-реформаторы, чтобы как-то приукрасить людоедскую сущность своих деяний. В моем сознании и в моей памяти эти годы навсегда останутся «мародерскими годами», годами тех особей, которые после боя, выворачивают у павших бойцов карманы.
Статистика говорит, что за время Ельцинских реформ своих трудовых вкладов и сбережений лишились сорок восемь миллионов граждан, а восемь миллионов преждевременно ушли из жизни. Большинство из них были «дети войны». Появились «супербогатые» и «супернищие». Последних, насильно загнанных в нищету, услужливая пропаганда и новые хозяева жизни стали называть «совками», «маргиналами» или «быдлом». Думаю, это тема для очень большого разговора, следствия, суда или трибунала. Не должны оставаться безнаказанными те, кто проводил в жизнь эти гнусные, бесчеловечные эксперименты над людьми, над их судьбами, над страной. Вера и надежда в справедливость всегда остается с человеком.
Глава I
Первокурсники
В моей памяти навсегда сохранились первые эпизоды моего поступления в мореходку. Окончив семилетку с Похвальной грамотой, я поступал без экзаменов, когда мои будущие однокашники уже работали в колхозе. Перед канцелярией на Доске объявлений ознакомился с Приказом о вновь зачисленных на учебу первокурсников. Среди них была и моя фамилия. Это немного ободрило и придало уверенности.
Секретарша, она же бухгалтер, дала направление на право проживания в общежитии мореходки, которое располагалось на Юросе. Предварительно мне необходимо было пройти в санчасти мореходки медосмотр на отсутствие заразных и кожных заболеваний. После всех формальностей я предстал перед комендантом общежития:
— Кто таков? Все новобранцы в колхозе картошку копают, а ты чего здесь ошиваешься?
Я попытался объясниться, но он и слушать не стал:
— Тоже зачислен на первый курс? До начала занятий еще целая неделя! Будешь работать у меня!
Его скрипучий, визгливый голос резал слух. Он повел меня в каптерку, выдал постельное белье:
— Поселяйся в жилой кубрик на свободную кровать! Утром в 9-00 на работу!
Утром, насухо позавтракав куском батона, я уже таскал из кубрика в кубрик тумбочки, табуретки, двухэтажные металлические кровати. Пришел начальник мореходки, суровый и строгий:
— Где тут новичок? Уже в работу запрягли? Он еще не зачислен и на довольствие не поставлен! Ему надо медицинскую комиссию проходить! Может, он совсем к морской службе непригоден!
Слова прозвучали тревожно и зловеще. А я-то думал, что уже поступил! Настроение упало. Снова бегу в канцелярию, получаю медицинскую карту и наставления секретарши. Часть врачей я должен пройти в поликлинике, на втором лесозаводе, а другую часть — в поликлинике на Металлистов. Для деревенского паренька, впервые попавшего в город, это задача со многими неизвестными. Мотаться в трамвае, не зная ни города, ни остановок! Наконец, найдя поликлиники, занимать очередь, в которой любая бабушка считает своим правом попасть в кабинет врача впереди меня. В таких условиях очередь кажется бесконечной. Моим будущим однокурсникам, которые на картошке, в колхозе, было куда легче! Все врачи медкомиссии собирались в одной большой комнате, и абитуриенты как по конвейеру проходили медкомиссию всего за один час.