— Что я там делать буду? — первым заныл Володя Турков, — я ведь ни пахать, ни сеять не умею, а коров видел только в кино!
— А тебе к коровам подходить не придется! У них свои пастухи и доярки есть! — подшучивал над неумехой Разулевич.
— Главное, запомни, у коровы рога спереди, а хвост и вымя сзади! На рога не попадись! — сыпали шутками и остротами остальные. — Если хочешь, мы тебя поваром или снабженцем поставим.
— Он накормит! Гвоздями ходить будешь по большому!
Рядом с будущими колхозниками кружится комендант:
— Обувь и одежду берите ту, что похуже! После колхозных работ все выбрасывать и сжигать придется!
— Да ты, дядя, хочешь нас в оборванцев и попрошаек превратить! — возмущается Володя Перминов, — таких оборванцев даже в колхоз не пустят!
— Вот и хорошо! Вот и хорошо! — восторженно завизжал комендант, — Вернетесь обратно, у меня любому оборванцу работа найдется!
— Так ведь там тоже выходные есть! Вечера для молодежи, кино, танцы, наконец! Куда мы в таком рванье пойдем?
— Вы едете помогать деревне! Картошку копать, урожай собирать! А вы о танцах думаете! На курорт что-ли поехали?
С комендантом спорить бесполезно. У него своя, сермяжная правда, да он и не понимает современную молодежь. Но все, про запас берут с собой и хорошую одежду, каждый на свой взгляд и на свой вкус. Одни предпочитают морскую форму, другие — гражданскую, модную, если таковая есть дома.
Без особого энтузиазма строимся в колонну по два. Всего то двенадцать человек, меньше половины учебной группы. Остальные, крестьянские сыны в родных колхозах и совхозах Архангельской области. У них единственная радость: все-таки дома, под крылом родителей.
Денег на билеты выделено ровно столько, что хватило только на самый низший — третий класс. Места не указаны, располагаемся где придется, прямо на палубе. На верхней палубе хорошо: внизу плещется вода, ритмично хлопает колесо своими плицами, загребая воду и толкая пароходик вперед. По обеим берегам Двины проплывают деревеньки и села, пасется колхозный скот на лугах. Буйный, зеленый, пока еще не вырубленный лес, кое-где тронут пятнистой желтизной увядания.
На второй палубе молодежи не видно. Старушки с узлами сидят прямо на грязной, заплеванной палубе, грея спины о теплые покрытые теплоизоляцией бока судового котла. Увидев нас, почти оборванцев, испуганно прячут поближе к себе свой скарб узлы и корзины. Внизу, в проеме, огражденном поручнями видно, как огромный механизм паровой машины крутит без устали гребной вал колесника-парохода. Огромная поленница бревен для топочных жерл тает на глазах. Во время коротких стоянок топливо подвозят на лошадях, и поленница бревен опять пополняется.
— Куда мы с вами поступили? Наша будущая работа паровые котлы и машины! Это же позапрошлый век! Надо было идти учится на финансовые, экономические, химико-технологические специальности! — с поздним сожалением вздыхают отличники, глядя вниз на сопящую, чавкающую и как будто горестно вздыхающую паровую машину.
— Это точно! Век Кулибина-Ползунова! — поддержал разговор Сивков, — Но на наш век и этой работы вполне достаточно. Все-таки котлы, пар, газ — это энергетика, а без нее и в наш просвещенный век никуда! Чем ныть, пойдем на верхнюю палубу природой любоваться! В городе такого не увидишь!
В пункте назначения будущих «колхозников» встречает длинный, худой и жилистый мужик. Он чем-то напоминает нам коменданта: кожаная, потертая фуражка времен гражданской войны, седая щетина на щеках и кадыке. Мы ожидали, что и голос будет похожим на запомнившийся нам скрип и визг.
Это был бригадир, наш новый начальник, распорядитель и руководитель работ. Он держит под уздцы лошадку, запряженную в телегу:
— Бросайте в телегу ваши сумки и котомки! Легче идти будет! Наверно устали в дороге! Вообще-то тут недалеко до вашего дома, километр-полтора! Пароход там не причаливает. Пристани нет!
Голос у него оказался зычный, громовой посильнее чем у нашего преподавателя Егорова. Как после мы узнали, деревенское прозвище его было «Гром».
Все двенадцать парней поселились в пустующем доме с двумя большими комнатами и русской печью. Каждый набил себе наматрасник и наволочку сеном.
— Туже набивайте! Сено быстро сваляется и будете ворочаться ночью с бока на бок! — учил бригадир.
Спать легли в вповалку, прямо на полу, во второй комнате, которую потом называли спальней. Первая комната с русской печью, большим столом и широкими скамьями служила столовой.