Новым старшиной группы начальник мореходки назначил Виктора Семенова. Двадцатилетий, начинающий лысеть соломбалец Виктор Семенов был уже женат и имел частный домик с огородом. Нам, юнцам, он казался стариком. С первых дней учебы, еще до старшинства, прозвище «старик» закрепилось за ним до конца учебы. Это был нервный, вспыльчивый парень, увлекался мотоциклами и мотоспортом. К нам курсантам он относился снисходительно и терпеливо, часто отлучался на ночь под бок к своей молодой жене. Начальство смотрело на это сквозь пальцы. Ведь серьезных недостатков или нарушений за ним не числилось.
В ночь на Новый год новый старшина пригласил к себе в гости иногородних, тех кому некуда было пойти встречать Новый год.
Позаботился о том, чтобы каждому приглашенному нашлась пара, то есть пригласил такое же число местных девушек-соломбалок. Проводы старого и встреча Нового года были интересными и запоминающимися. Очень много танцевали под баян Миши Пылинского, под пластинки патефона. Много пели модных песен. За вечер все успели перезнакомится и сделать свой выбор, выразить свою симпатию к той или другой девушке, или девушка парню. Нравы тогда были строгими и всякие вольности или пошлости встречались неодобрительно.
Захмелевший то ли от спиртного, то ли от веселья, в избытке чувств, соломбалец Юра Теплухин закричал:
— Такой замечательной встречи Нового года у меня еще не было!
— И у мня тоже! И у меня тоже! И у меня тоже! — Этот клич подхватили и курсанты, и приглашенные девушки.
Хозяин Виктор Семенов, после всего застолья и веселья, уже под утро улегся с женой спать на русской печке. В доме им места не хватило. Всем курсантам постелили постель на полу, а девушкам тоже общую постель, но в другой комнате. Наверное, такой благопристойной и целомудренной ночи ни у кого из гостей больше не было.
Из новых предметов, появившихся на втором курсе учебы — термодинамика была самым нелюбимым предметом. Вел ее Владимир Калицкий, худой, щуплый, сгорбившийся старичок, обсыпанный мелом и перхотью. Термодинамику он знал в совершенстве, но передать свои знания ученикам был совершенно не способен. Выслушав рапорт дежурного, он обводил взглядом аудиторию и равнодушно замечал:
— Что-то маловато вас сегодня, надо бы проверить!
И тут же забывал о сказанном, хватал мелок и чертил на доске очередные диаграммы:
— Цикл Карно! Цикл Саботэ! Цикл Ренкина!
Слова и технические термины сыпались из него как горох из рваного мешка:
— Изохора! Изобара! Изотерма!
На доске, в системе координат, появлялись диаграммы, напоминающие сапожные колодки. Старичок распалялся и уже не знал удержу, стараясь выплеснуть все свои знания на головы ученикам. Его понимали всего два-три человека. Остальные занимались каждый своим делом. Баранов, всю ночь куковавший со своими невестами, улегся спать под вешалку, и полы шинелей прикрыли его с головы до ног. Турков бессмысленно уставился на доску, как всегда думая: какой галстук моднее с обезьянкой или с крокодилом? Теплухин и Шамаев на скамье под партой играли в «поддавки».
Коля Баранов неожиданно захрапел с присвистом. Хомченко еле дотянувшись толкнул его ногой. Храп прекратился, но лишь на время и всю операцию пришлось повторить снова.
Калицкий почувствовал, что говорит в пустоту. Остановился на полуслове, раскрыл классный журнал, сказал:
— Вот что, ребятки! Я вижу вы меня совсем не слушаете! Тогда, для разминки, немного поработаем на отдачу!
Он ткнул пальцем в конец списка и по слогам произнес:
— Курсант Хом-чен-ко, к доске!
Все замерли. Никто не поднялся с места. Хомченко, вначале онемевший от неожиданности, опомнился и кулаком ткнул в спину сидящего впереди отличника Шмакова: иди, мол, к доске, отдувайся за меня! Саша нехотя поднялся и направился к доске.
Саша уверенно начертил систему координат и диаграмму цикла и, без запинки выложил все, что рассказывал учитель полчаса назад. Преподаватель приятно удивился:
— Ну-ну! Хорошо! Пятерок я не ставлю, но четверку с плюсом вы, несомненно заслужили! Садитесь!
Сияющий Шмаков сел за парту, от волнения забыв, что заработал похвалу и хорошую оценку вовсе не для себя. Калицкий вновь склонился над журналом и вызвал следующего:
— Курсант Шмаков, к доске пожалуйста! Вам вопрос: расскажите цикл Ренкина!
Вот это да! Он что, специально в кошки-мышки играет? Или это простое совпадение? Впрочем, вряд ли этот лопух до такой изощренной мести додумается!