Вскоре измокли от пота даже рукавицы, не говоря об остальной одежде. Жар от сплавленного шлака жег лицо, проникал даже через одежду. Толя Березин выдохся быстро, передал кочегарский гребок Бубновскому: «Теперь попробуй ты!»
Вскоре выдохся и Бубновский. На чистку золы из поддувала уже не хватало сил у обоих.
— Ладно! Вы еще сыроваты для такой работы! — сжалился Костя кочегар, — А в море еще труднее будет! Качка, морская болезнь, небо с овчинку покажется!
— Ну как там на отопителе? Интересно? — однокурсники окружили первопроходцев и хотели слышать положительный ответ.
— Ничего хорошего! Тяжко и жарко как в аду!
Восторгов от возможности побывать на отопителе заметно поубавилось.
— Пойду, посмотрю, как экскурсант, а топку чистить не буду! Не на кочегаров учимся, на механиков! — первым дал «задний ход» Виктор Иньков. Эту позицию молча одобрили все.
Трембач и Егоров купили фотоаппараты и увлеклись фотоделом и стали выпускать сатирические фотогазеты. Понятно, что объектом для критики и сатиры стали курсанты, нарушавшие дисциплину, распорядок дня, форму одежды. Каждый сатирический снимок сопровождался стишками, с далекой от настоящей поэзии рифмой. Оба фотографа старались выбрать момент не самый удачный для курсанта.
Снимок Юры Романова, лежащего в грязной тельняшке на металлической сетке кровати без матраса, и с стопкой книг под головой вместо подушки, прокомментирован так:
— Романы можно всем читать! Но только не Романову!
— Бездарные стишки! — кипел и возмущался Юра Романов, — Почему мне нельзя читать романы? Да и не романы у меня под головой были, а учебники!
А Коля Баранов попал в кадр на трамвайной остановке, на фоне пивного ларька, стишок гласил:
Коля Баранов возмущался еще больше:
— Я трамвая ждал, из военкомата повестка пришла и опаздывать нельзя было! А тут этот сатирик появился!
И стихотворение по смыслу бездарное! Пиво безалкогольным не бывает!
Мне тоже досталось от сатириков. Как-то вдвоем с Веней Волковым мы возвращались из столовой без строя, по одиночке. А это нарушение Устава. Сатирики в этот момент не дремали вскоре появилось два снимка обоих нарушителей, шествующих как гражданские люди по одиночке с надписями в стихах:
Мы с Волковым не возмущались и не комментировали содержание фотогазеты. Что было, то было и снимки зафиксировали этот факт. Чего возмущаться?
Преподаватель физкультуры, молодящаяся блондинка, уже в который раз на занятия не явилась. У нас появилось свободное от занятий окно.
— На кой лад нам эта физкультура? Школяры мы, что ли? Все в спортивных кружках занимаются, бокс, классическая борьба, самбо. Чего еще надо! — Возмущался Юра Романов.
— А чего возмущаться? Урока нет, у нас свободное времяпровождение! Занимайся каждый чем хочешь! Разве это плохо?! — примирительно заметил Веня Волков.
— Да тихо вы! И по коридору не бродите! — цыкнул новый старшина группы Виктор Семенов, — увидит какой-нибудь ретивый командир или воспитатель и на хозяйственные работы пошлет! Ишачить захотелось? Работа для дураков всегда найдется!
Все смолкли. Действительно, кому охота вместо теплого и уютного класса пилить, колоть дрова или убирать снег с катка лопатами?
— Ребята, смотрите какая краля на катке появилась, с санками и с ребенком! Я такой на Фактории еще не встречал! — восторженно закричал Сивков, глядя на каток в окно.
Действительно, по периметру залитого катка, где лед, слившийся со снегом был не таким скользким, прогуливалась стройная молодая женщина, волоча за собой саночки с малышом.
— Ух ты! Действительно краля! Куколка на загляденье! — первым облизнулся Хомченко, — Чур моя!
На ходу надевая шинель и шапку Аркаша стремительно рванул на каток, как гончая, почуявшая дичь.
— Аркаша, урок же! Всех нас подставишь! — успел пустить вслед старшина Семенов. Но завзятый ловелас был уже на улице и не слышал увещеваний старшины. Мы со своих мест наблюдали, как Хомченко подошел к женщине и завязал разговор. Что-то рассказывал, улыбался, жестикулировал. Потом попытался взять поводок санок и покатать малыша. Женщина отрицательно покачала головой и поводка не дала. Видимо, наш главный сердцеед никакого впечатления на нее не произвел. Аркаша вернулся в класс явно расстроенный и удрученный: