— Акула для выработки рыбной муки не годится, шкура как наждачная бумага и мясо жидкое, как желе. Выбросили туши обратно за борт за ненадобностью. Рыбаки всегда так делают. Акула в трале — это лишняя обуза.
На третьем курсе появилась еще одна дисциплина: «Технологическое оборудование судов». Это изучение всех механизмов и систем обработки рыбы: рыбомучная установка, морозильные камеры, консервная, многочисленные транспортеры и все узлы этого обширного хозяйства.
— Зачем нам знать все это? От своих предметов голова пухнет! — возмущались курсанты, пусть эти предметы изучают технологи, механики-наладчики и все, кто работает на технологическом оборудовании! Мы к нему не имеем никакого отношения!
— У нас впереди Государственные экзамены, курсовые работы, а нам какие-то посторонние знания пытаются навязать! — старшина Семенов тоже был противником новой дисциплины.
— Возмущаться можете сколько угодно! Но есть учебная программа, утвержденная Министерством, рассчитанная на определенное количество часов! Есть преподаватель и скоро начнет читать лекции! — завуч Юрий Лусь дал понять, что занятия будут и нам придется сдавать экзамены по этому предмету. Прения и возмущения прекратились, но появилось чувство неприятия и отторжения к навязанной дисциплине и к преподавателю.
Технологическое оборудование судов вела недавняя выпускница Калининградского рыб втуза, женщина под тридцать лет неброской внешности. Вела занятия она неуверенно, часто путалась в технических терминах, а однажды повесила на доске чертеж вверх ногами. На передней парте сидел Женя Клишев, который обладал способностью быстрого конспектирования. Он как бы подстегивал преподавателя говоря нетерпеливо: Дальше! Дальше! Дальше!
Другие, не поспевая записывать лекцию ворчали и возмущались:
— Куда так спешим? На пожар что ли? Мы и половины не записали!
Преподаватель бросала недовольный взгляд на сидящего на передней парте Клишева и делала небольшую паузу. Но после все снова повторялось. Тамара Ивановна, так называли нового преподавателя, в морозные дни приходила в больших серых валенках, больше похожих на мужские. Тут проявилось творчество Пылинского. В перерывах он брал в руки баян и как бы случайно, когда по коридору проходила Тамара Ивановна, начинал напевать, аккомпанируя:
— Валенки, валенки не подшиты стареньки!
— Нельзя валенки подшить, лучше к милому сходить!
Между преподавателем и учениками возникла стойкая неприязнь, которая со временем не уменьшалась, а увеличивалась.
У мореходки два общежития. Одно более обжитое и комфортабельное располагалось в районе Фактории, другое — на Жаровихе.
— Ребята! Сегодня ночуем здесь последнюю ночь! — предупреждает старшина группы Семенов, — завтра переселяемся на Жаравиху!
Недовольный гул голосов встречает это сообщение:
— Почему? Зачем? Мы все-таки выпускники, не салаги!
Семенов пожимает плечами. Он и сам не знает истинной причины переселения. Что там на ум пришло нашему начальству? Недовольство вполне понятно: увеличивается длина пешеходного пути до столовой и учебного корпуса почти на километр. Да и общежитие на Жаравихе более ветхое и неприглядное. Казарма на Юросе сейчас нам кажется дворцом. На Жаравихе умывальники надо заливать из ведра и туалет, извините, свободного падения.
Конечно, есть и преимущества, но только для тех, кто по выходным дням любит посещать клуб 2-го лесозавода, на танцы или вечера отдыха молодежи. От общежития до клуба — рукой подать. Есть еще одно не маловажное преимущество — командиры и дежурные воспитатели редко сюда заглядывают. Кому охота в темень, да слякоть тащится к черту на кулички?
— Упрятали нас в тьму тараканью! Да еще на выпускном курсе! Каких-то полгода учится осталось! — стонут и ноют «домоседы» Семков, Иньков и Бубновский. На танцы они не ходоки, других развлечений тут нет и быть не может.
Заведовала общежитием женщина уже в годах, добрая, но не общительная и скрытная. В части ведения хозяйства, практичности, она явно уступала знаменитому коменданту Юроского общежития. Свою дочку, расцветающую красавицу с толстой косой, она держала взаперти, контролировала каждый ее шаг: уход на учебу и приход домой. Даже в магазин за хлебом не отпускала одну.
— Бабка ее в сундук запирает, когда уходит, а ключ на шею себе вешает! Я сам видел! — говорил Аркаша Хомченко и не понятно было шутит он или говорит в серьёз.