— По делам.
— А магическое рисование? Ты столько пар пропустила: три, пять?
Я застонала. Мне не нравился этот факультатив, я записалась на него под давлением Мадди и всячески избегала занятий.
— Дела подождут, адепта Гейл. Сначала занятия. И это не обсуждается! — сказала человечка и, подхватив меня под руку, вывела из аудитории и повела по коридору.
— Мне правда очень надо, — просила я, но из её цепких рук невозможно вырваться. В который раз удивилась силе хрупкой девушки, — это касается Макса. Я должна ему все объяснить.
— Никуда твой ухажер не денется. И вообще, неприлично навязываться. Имей гордость. Ты же девушка!
Мы остановились под дверями ненавистного факультатива.
— Ты мне потом еще спасибо скажешь, — игнорируя мой умоляющий взгляд, она втолкнула меня внутрь.
Небольшая комнатка была ярко освещена магическими светильниками, несгорающими свечами и роем любознательных фей. Маленькие помощницы из этой аудитории мне особенно не нравились. Их надменные ухмылки и сдавленные смешки вызывали желание окунуть их в черную краску. Но такое отношение они демонстрировали не ко всем адептам. Когда Мадди садилась за мольберт, вокруг нее собиралось летающее облако ценителей искусства, они с восхищением следили за написанием картин — у человечки талант от Бога. У меня же вместо рук были грабли.
Я села у своего холста и приготовилась к трем часам страданий над полотном. Краски, кисточки, стаканчик с водой — все готово к началу работы. Худощавый преподаватель безразличным взглядом обвел студентов и приказал приступить к работе над портретами. Я зачерпнула пушистой кистью черную краску и написала на полотне круг. Даже такая простая фигура получалась угловатой. Вздохнула. А за спиной раздался звонкий смех.
— Не обращай внимания, у тебя неплохо получается, — поддержала меня Мадди, не отрывая взгляда от своей работы, — если бы ты чаще практиковалась, достигла бы хороших результатов.
— Я что-то в этом сильно сомневаюсь, — сделав две точки в центре круга — обозначила глаза.
— И к Максу своему не ходи. Вот придет сегодня вечером на вечеринку, тогда и поговорите. Я думаю, он не сможет не прийти.
— Думаешь?
— Уверенна. Пусть он проявляет инициативу.
Я засомневалась, но не стала переубеждать подругу, продолжала концентрироваться на рисунке. За два с половиной часа на моем холсте появился человечек, подобный тем, что мои сестры малевали в детском саду: нос — закорючка, глаза — точки, волосы — торчащие антенны. Рука дернулась, когда я пыталась вывести ровную полоску рта, отчего у портрета появилась кривая улыбка. Решив исправить оплошность, набрала на кисть белой краски, чтобы закрасить изъян, и поднесла к портрету.
Две черные точки-глаза начали увеличиваться, словно испытывая страх. Изображение протестующе замотало головой. Я отпрянула и с грохотом рухнула на пол вместе со стулом. Сверху на меня полетели краски и стакан с водой, по волосам и одежде растеклась разноцветная жижа. В этот раз даже Мадди не удержалась от смеха. Да что скрывать — все смеялись, даже меланхоличный профессор рисования.
Стерев большую часть краски тряпкой, пошла в туалет приводить себя в порядок. В зеркале на меня смотрела перепачканная замухрышка. Визит к Максу волей-неволей пришлось отложила на потом — в таком виде невозможно куда-то идти. Благо инцидент произошел в конце занятия, и мне осталось дождаться звонка, и можно идти домой.
Мадди встретила меня сочувственной улыбкой. Я заняла свое место, отдвигаясь подальше от мольберта, и следила за портретом, но тот больше не подавал признаков жизни.
— Ты не поверишь, но мой рисунок… шевелился. Он не хотел, чтобы я ему закрашивала рот, — сказала, понимая, что Мадди посчитает меня сумасшедшей.
Человечка хихикнула.
— Тогда понятно. Ты же пропустила несколько занятий. Видимо, когда ты была здесь последний раз, мы еще занимались рисованием трехмерных пейзажей…
Я стала припоминать деревья в виде палок и овальные кроны, и домики из четырех палочек. Трехмерными рисунки у меня не выходили. А вот в пейзаж Мадди можно было просунуть руку. Будь он побольше размером, можно было бы даже погулять в этой картине.
— …А теперь мы рисуем живые портреты, — она повернула ко мне свой мольберт, на котором был изображен симпатичный блондин с голубыми глазами. Он приветственно помахал мне рукой.
— Мой хороший, — умилилась человечка его жесту, на что рисунок послал ей воздушный поцелуй. — Ой, ноготь забыла дорисовать. Дай сюда, — парень жеманно выставил руку, а Мадди двумя мазками добавила руке цвета.