— А какая слабость у вас, господин Шефнер?
— Разве это не очевидно? Моя слабость — это одна невыносимо упрямая чародейка с серыми глазами и самой славной улыбкой, которую мне, правда, демонстрируют очень редко. — Мартин поцеловал мою ладонь и отпустил.
Улыбнулась. Точнее, попыталась.
— Не слишком искренне, но старательно, — грустно заметил менталист. — Расскажи мне, что тебе снилось. Может, станет легче?
— Едва ли, но если хочешь… — Пожала плечами. — Мне снился голем, который пришел, чтобы забрать меня с собой. Он выглядел как Шварц. Самое ужасное, что вначале я приняла его за тебя…
— Неужели мы так похожи? — Мартин скривил губы.
— Нет, ни в чем. Но… когда-то я доверяла мастеру. Настолько, чтобы ради встречи с ним покинуть свой дом ночью. Ты помнишь, чем это закончилось. Тогда я впервые узнала горечь предательства.
— Значит, ты снова чувствуешь себя преданной?
Кивнула, не поднимая взгляд.
— Тогда не молчи о том, что тебя волнует. Разговаривай со мной. Я не смогу ответить на каждый вопрос или рассказать обо всем, но обещаю быть честным.
— Правда или молчание? — хмыкнула. — Меня устраивает.
Отставила в сторону поднос с давно остывшим и почти не тронутым завтраком и опустила босые ноги на холодный пол. Все так же сидя к Мартину спиной, произнесла:
— Котовский приходил ко мне, потому что кто-то повредил его чары. Князя не пытались убить, просто хотели нанести ему вред. Ты знаешь что-нибудь про это?
Молчание было таким долгим, что я уже решила — так и не узнаю ответа. Но все же дождалась его, хотя услышала не то, что хотела.
— Если бы Анджей Котовский обратился ко мне, я был бы вынужден расследовать это происшествие. Но он этого не сделал.
— А сам ты в нахождении виновника не заинтересован? — В моем голосе появились сердитые нотки. Злиться на мужа бесполезно, да больше и не хотелось. Совсем тихо добавила: — Нападение на наследника престола — это государственная измена.
Семья моего отца, Гревеницы, всегда были лояльными монархистами, и в самые черные времена оставаясь на стороне короны. И хоть я была далека и от отцовской семьи, и от политики, но при мысли, что в решении императора Крейна кто-то мог сомневаться и косвенно противодействовать ему, мне становилось не по себе.
— Я глава службы безопасности Грейдора. Моя задача защищать в первую очередь интересы страны. Если Анджей Котовский столь уязвим и при этом самоуверен… что ж, полагаю, стоит задуматься, нужен ли такой монарх Грейдору.
Император был болен и уже не вставал с постели, канцлер, очевидно, заинтересован, чтобы Котовский не мешался у него под ногами… Глава СБ, если и не замешан в покушении на роанца, точно не был на его стороне. И на многое закрывал глаза. Нравилось ли мне это? Конечно нет. Меня возмущала до глубины души позиция Мартина, однако это был выбор моего мужа, и я не могла заставить его изменить взгляды. Но волновало меня не только это.
— Мои записи о чарах Котовского… Я была глупа и не позаботилась об их безопасности. И мне страшно думать, что князь пострадал из-за них, из-за того, что они попали не в те руки.
— Разве ты единственный артефактор, кто работал с Котовским?
— Нет, еще Петер. Но он… О-о-о.
Что ж, пусть поздно, но я поняла, как мои записи тогда оказались у военных. Петер был под внушением, и Гайне наверняка выжал из этой ситуации все возможное.
Я взволнованно повернулась к мужу:
— Но министр мертв!
— После его кончины министерство хорошо перетряхнули, но часть информации все же утекла, а некоторые из замешанных в дела Гайне сбежали. В том числе и Рейнеке.
При всей моей нелюбви к военному артефактору в его способностях я нисколько не сомневалась. Он был умен, чтобы, получив наши с Петером записи, легко разобраться в них. И достаточно нечист на руку, чтобы продать информацию подороже ради своего спасения. Кому угодно, начиная от канцлера и заканчивая теми же «белыми ястребами». Будто огромный груз упал с моих плеч.
— Я не стал бы тебя использовать, София. — Мартин сложил руки на груди, глядя на меня с осуждением. — И мне неприятно, что ты могла меня в этом подозревать.
— Прости, прости! Ты, конечно, бесчестный злодей и манипулятор, но как муж еще очень даже ничего.
— Как же высоко ты меня ценишь, дорогая!
Я переползла через кровать и, обняв Мартина со спины, положила подбородок ему на плечо.