Выбрать главу

- У, прорва! Вали отсюда!

Тогда она обрадовалась, что обошлось без пинков. Осторожно спрыгнув с дивана и обнаружив, что лапы, хвост и тело ее слушаются, кошка двинулась в сторону кухни – оттуда пахло самым настоящим мясом, и от этого запаха кружилась голова, и сводило живот.

Человек стоял у стола, орудуя большим сверкающим ножом и нарезая огромный кусок мяса на ломти. Человек был очень высоким и худым, а еще от него постоянно разлетались золотистые искры. Кошка знала, что некоторые люди испускают свет, но таких сияющих брызг еще ни у кого не видела. Благодарно мяукнув, она стала тереться возле ног человека, и он улыбнулся и сказал:

- Так, ну-ка иди обратно. Тебе надо полежать.

Разумеется, кошка не послушалась – тогда он подхватил ее и, взяв блюдо с нарезанным мясом, отправился в комнату. Кошка лежала у него на коленях, ела ароматное сочное мясо и думала, что это, должно быть, кошачий бог. Она никогда не видела кошачьего бога, но точно знала, что он существует. О нем иногда рассказывали знакомые кошки, и в их рассказах бог однажды приходил и забирал кошку с улицы в тепло дома.

Потом, когда кошка наелась, человек некоторое время задумчиво гладил ее по голове, и кошка боялась, что все это – сытость, тепло его коленей, уют – вдруг возьмет и оборвется. Но этого не произошло. Человек вдруг произнес:

- Ну что, может, вернем тебя в прежний вид?

Кошка испугалась и сжалась: ей показалось, что человек решил вернуть ее на улицу, в зиму, снег и мороз. Аккуратно переложив кошку на диван, он ушел на кухню, а потом вернулся с тем самым ножом, которым резал мясо, и резким ударом вогнал этот нож в мягкое тело дивана. Кошка вздрогнула и едва было не спряталась в ближайшем углу – ей вдруг вспомнился почти такой же нож, только он был воткнут в старый пень в лесу, а она… Она тогда была человеком, и ее, избитую и связанную, перебросили через этот нож и пень…

- Иди сюда, - ласково позвал ее человек. Кошка не шевельнулась: ей стало страшно так, как никогда еще не было. Тогда человек осторожно взял ее и перенес над ножом в диване.

Потом кошке стало очень больно, намного больнее, чем после удара машины – но боль быстро прошла, и кошка внезапно обнаружила, что видит мир иначе. Мир стал объемным, полноцветным, насыщенным, его краски стали глубже, а запахи тише – кошка увидела, что сидит на полу возле дивана, а ее лапы…

Ее лапы стали руками – бледными человеческими руками с грязными изломанными ногтями. Кошка испуганно посмотрела на себя и увидела обнаженное девичье тело: тощее, покрытое какими-то омерзительными на вид разводами. Кошка поднесла руки к голове и нащупала сбившиеся колтуны волос. Пальцы скользнули по лицу, и, нащупав человеческий нос, щеки, губы, кошка поняла, что вернулась.

Человек сел с ней рядом и бережно взял ее руки в свои. Кошка сначала отпрянула, но потом опасливо придвинулась к тому, кто ее вернул и мяукнула.

Из горла, отвыкшего от человеческой речи, вырвался сдавленный хрип.

Елена махнула рукой, и картинка на листке угасла, а сам листок медленно опустился на стол. Девушки сидели молча, и у всех в глазах стояли слезы. Маша так и продолжала гладить Елену по руке.

- Мне тяжело знать, что у него есть от меня секреты, - негромко сказала Елена. – Я прекрасно понимаю, что у него своя жизнь, а у меня своя. Но я думала, что имею право знать хотя бы основные вехи.

Она поднялась со стула и медленно пошла к выходу. Марго, придавленная чувством своей вины, подала голос:

- Лен, ты куда?

Елена нагнулась к своей кровати и, взяв блокнот, ответила, не обернувшись:

- Я ошибалась.

После ее ухода девушки несколько минут пребывали в задумчивом тягостном молчании, словно переживая заново все, увиденное на листке. Потом Марго тряхнула головой, будто сбрасывая с себя оцепенение, и с искренней печалью промолвила:

- Говорила мне бабка Лулуди: молчи, за умную сойдешь.

- Лучше от тебя, чем от кого-то другого, - решительно вставила Карина. Она сидела на своей кровати, скрестив ноги по-турецки, и задумчиво перебирала пестрые стеклянные бусины на поддельном пандоровском браслете на левом запястье. – Тоже, беда прям. Как ребенок.