– Был, был, много, кто был, – соглашаюсь я и начинаю нести все, что запомнил из лекций и учебников.
Ендовицкой явно надоедает. Она прохаживается от стола к окну и обратно. Дойдя в очередной раз до стола, она садится на стул и говорит:
– Достаточно.
Я – летучая мышь в нелетную погоду! Сейчас, сейчас.
– Четыре, – говорит Ендовицкая. – Неплохо.
Словно расцелованная лягушка, я принцессой вылетаю из кабинета. Из пятидесяти человек зарубежку сдали у нас с первого раза двадцать шесть. А пятерок было две или три. Да столько же четверок. Так что теперь по всем вопросам античной литературы – или ко мне или, если меня вдруг не окажется на месте, то к Любови Сергеевне…
16.
Деканат – это как аппендикс: орган важный, нужный, но непонятно зачем. И от которого на деле одни только неприятности. Наш деканат был рыбным: в нем жили декан Сомов и Селедка.
17.
– Как его звать-то, декана нашего? – спрашиваю я на первом курсе у наших девчонок.
– Сергей Александрович, – отвечает мне Марина Долгирева. – Как Пушкина, только наоборот.
Так он для меня и остался навсегда этим «Пушкиным наоборот». Сергей Александрович закончил истфак МГУ. Правда, говорили злые языки, что приняли его туда лишь потому, что он был из многодетной семьи. Так или иначе, но образование есть образование. И хорошее образование расширяет кругозор даже и детей из многодетных семей.
Сергей Александрович обладает очень важным качеством – способностью к компромиссу: он преподавал научный коммунизм, потом научный социализм. А закончил политологией. Причем все курсы читал он по одним и тем же конспектам. А деканатом тем временем заправляла секретарша Селедка.
18.
Зачем она замуж не вышла? Думаю, это ее и озлобило. Селедка работала секретаршей в деканате и держала бразды правления факультета в своих цепких руках. При этом она ненавидела нас всех. В этом надо отдать ей должное: она не делала никаких исключений.
Каждое хождение в деканат за любым пустяком было сущей мукой, которую, как визит к дантисту, старались оттянуть, насколько это было возможно. Сельдь сидела в деканате и строила гадости.
Ошибочно считая свою ненависть ко всему живому необходимым для ее должности качеством характера, она мнила себя незаменимой. Это ее и погубило. Как-то в порыве гнева она кинула на стол Сомову заявление об уходе и уже собиралась праздновать триумф покаяния декана, когда Сомов… заявление подписал.
Селедке со скрежетом зубовным пришлось из института убираться. В деканат пришло облегчение. Впрочем, мы этим уже не попользовались, ибо были выпускным пятым курсом.
19.
На заре юности Дима пытался поступить в какое-то театральное училище, но провалился.
– Профессия учителя – самая трудная, но и самая прекрасная, – сказал он как-то.
Наверное, он был прав. Почти наверняка. Но для него самого она оказалась именно трудной. Дети почему-то его не любили и не слушались. Летом Дима съездил в пионерлагерь «Орленок» вожатым. И ему там сломали нос. Нос сросся криво, но Диминых педагогических настроений не испортил.
Очень не любила Диму Ендовицкая.
– Он просто не способен учиться в высшем учебном заведении, – говаривала Любовь Сергеевна не раз и не два.
Потом Дима женился, а жену угораздило родить двойню. Радость отцовства была омрачена проблемой безденежья. Какая уж тут учеба на очном отделении. Дима перешел на заочное и устроился работать старшим горнистом во Дворец пионеров.
– Так, так, – радовалась Ендовицкая. – Старшим горнистом ему самое место.
20.
Второй курс. Мы на пассивной практике в школе. Дима Тормышев и Оля Пожидаева взахлеб рассказывают нам о своем пребывании в «Орленке». Дима снисходительным тоном объясняет, как нужно воспитывать детей. Я смотрю на кривой Димин нос. Нос не располагает к поездкам в «Орленок». Нос учит обратному, трезвому, жизненному…
Дима с Олей вспоминают в деталях множество мероприятий, проведенных ими в костоломном лагере. Мероприятия поражают не столько даже технической сложностью воплощения, сколько извращенной вычурностью фантазии авторов.
Галина Борисовна млеет, прищурившись. Чувствуется ее готовность хоть сейчас воплотить любое из этих творческих дел в жизнь, на наших костях воплотить, ибо другой глины для замеса под рукой маэстро нет.
Девчонки трепещут. Многим практика дается тяжело. Мне лично фраза Галины Борисовны: «Играйте с ними на переменах» – слышится ночью сквозь сон. У меня десятый класс. И я не знаю, во что я смогу сыграть с ними кроме «бутылочки»