— И поставили на обложку символ перекрещенных стрел, — вставил я очень вовремя.
Стронг кивнул.
— Это была моя идея. Когда мы с Люче нашли ту обгоревшую папку, тайные исследования отца стали для нас открытием. Я посчитал, что, поставив символ на книге, я впишу имя отца и в свои исследования, ведь магия призыва ратников создавалась в нашей школе с нуля. Мне хотелось, чтобы отец гордился мной…
Директор смолк.
— Он бы гордился, — добавил я.
— Нет, — горько усмехнулся он. — Если бы мой отец узнал, что я отпустил Зойта, он сказал бы, что я беспросветный идиот. Порой отец был резок и не выбирал выражений. Ну а я бы в ответ сказал ему, что идиотом был он, раз позволил собственным исследованиям убить его же самого, а заодно и нашу семью. Люче слишком любит отца, чтобы винить его, ну а для меня он…
Директор опять замолчал, а потом резко переменил тему:
— Ты наверняка хочешь знать, за что я уволил Зойта?
Я закивал.
Мне, если честно, не меньше него хотелось переменить тему. Душевные переживания Альмагора Стронга насчёт отца касались только его одного, и лезть к нему в душу не особо хотелось.
— Всё просто, — сказал он. — Руф Зойт начал вести дополнительные занятия для студентов, которых отбирал сам. На этих занятиях он отошёл от утверждённой программы обучения по предмету. Это открылось позже, когда одна из студенток сообщила мне о том, чему на самом деле обучает Зойт. Он говорил, что Творцов необходимо заставить изменить условия использования ратников. Мол, маг не обязан относиться к ратнику трепетно и считать его полноценным партнёром в бою. Зойт учил, что ратник — это раб мага, его собственность, а если это раб, то им можно пользоваться, как угодно. Вплоть до того, чтобы за деньги сдавать его в аренду другому магу, наказывать за провинности и возвращать в Каскады, если что-то в нём не устроило, а потом брать себе другого ратника. Он говорил, что духи-воины — всего лишь вещи, а ритуал избрания ратником своего мага — чушь. Ратник принадлежит магу безраздельно.
Я тут же представил, что Белая Сова принадлежит мне безраздельно. Мне и только мне.
Странное возникло ощущение.
Я ведь уже пытался сделать её своей, когда не пускал в Каскады. Кончилось всё истощением ратника, но желание присвоить Сьюн всё равно никуда не делось, даже при том, что я никогда не считал её вещью.
— Зойт пытался вложить в головы некоторых студентов первого курса все эти мысли, пока его не уволили, — продолжил Стронг. — Это произошло зимой, а примерно через пару недель после этого мы раскрыли полумага Пилигрима. Та зима была богатой на неприятные события. Зойта уволили с позором, однако одна ученица всё же прониклась его идеями. Ту девушку звали Хилар Волькири.
— Дочь охотника Фламера?
— Да. Его единственная дочь. Когда в прошлом году мы открыли новый Факультет Ратников, она поступила на него одной из первых. Её отец души в ней не чаял, поддерживал её во всём и гордился её успехами. Она была одной из лучших.
— Она ведь пропала, да?
— После позорного увольнения профессора Зойта она проучилась ещё два месяца, а потом отправилась на весенние каникулы домой, но у родителей так и не появилась. Никаких следов, ни записки. До сих пор её никто не видел. От горя слегла её мать, а после смерти жены Фламер поклялся отыскать дочь, живой или мёртвой. Найти хоть какое-то упоминание о девочке, чтобы понять, что с ней случилось.
— Похоже, она перешла на сторону Ниманда вместе с профессором Зойтом, потому что на озере Уомор он о ней упоминал. Теперь Волькири думает, что она у Ниманда…
И тут от нехорошей догадки меня вдруг пробрал мороз.
— А что стало с её ратником? Она ведь тогда владела ратником, верно?
В глазах Стронга появилась тревога.
— Да, у неё был ратник. Его звали Мортен, он принадлежал к расе рыцарей-всадников. Мортен исчез вместе с Хилар и с того времени в Каскадах больше не появлялся. Истощился и погиб.
Мороз продолжал гулять по моей коже.
— А вдруг не погиб? — покачал я головой. — Вы ведь знаете легенду о ратнике, который освободился от Каскадов и при этом выжил? Может, с Мортеном произошло то же самое?
Стронг пронзил меня жутковатым взглядом.
— Полный отказ от Каскадов означает только одно. Смерть ратника.
— Верно. Смерть ратника. А потом его воскрешение свободным…
— Нет, это даже не обсуждается, — оборвал Стронг, продолжая сверлить меня взглядом. — Надеюсь, ты не собираешься вот так освобождать Белую Сову? Ты просто убьёшь её. Даже не вздумай.
Я не ответил и не стал больше ничего уточнять, чтобы не подставлять Кезария, который так просто бы не разоткровенничался со Сьюн. Зато Альмагор Стронг не хотел откровенничать, однако его реакция ещё раз доказывала, что сказал он далеко не всё.