Я осторожно толкнула тяжелую створку и завела коня внутрь. Остановилась.
Вдохнула такой родной воздух. Это иллюзия, конечно — он вряд ли чем-то отличался от того, что был за оградой, но все же.
И вздрогнула, когда услышала:
— Виррин! — Катрин Далькре, совсем забыв, а, скорее, и просто наплевав на то, что она преподаватель и магистр, совсем не по-преподавательски бежала ко мне. Подскочив, она крепко, словно боясь, что я исчезну, сжала в объятиях. — Свер, Вир, неужели?! Ты жива! Жива! — меня вновь сжали, да еще и так, что чуть ребра не затрещали.
— Магистр Далькре, вы ее сейчас задушите, — прозвучал совсем рядом голос ведьмака. — Дайте-ка я сам, — Риттард мягко отстранил девушку, но лишь затем, чтобы самому заключить меня в объятия. Молча, без слов, но так многозначительно.
— Риттард, — я уткнулась лбом в плечо, позволив себе на секунду слабость, а затем осторожно взглянула за спину ведьмака.
К нам уже спешили другие преподаватели. И не только преподаватели — многие студенты высыпали во двор, чтобы встретить где-то затерявшегося преподавателя. Тут были и старшие курсы, и моя группа. И если старшие курсы стояли чуть в стороне, то мои девушки тут же кинулись ко мне и восторженно-вопросительным гвалтом разбавили негромкие слова преподавателей.
— Магистр Наррей, вы вернулись!
— Виррин, я так рада!..
— Магистр, где вы были?!
— …Переживали…
— …Почти месяц…
— …Не надеялись…
— Пойдемте, чего тут толпиться, — голос Риттарда на миг перекрыл гвалт.
— Магистру надо отдохнуть, — тут же решила за меня Катрин. А я же… а я же была не против. Я рада была вернуться, рада была их увидеть. Жаль только, кого-то я больше не встречу…
— Риттард, а лорд де Сайра…
— Что? А, жив. Перепутали газетчики. Вернее, их сюда-то не пускают, так они вызнали у кого-то из студентов. А те давно лорда не видели — серьезно ранили нашего декана во время одной из стычек. Вот и отлеживается теперь в лечебнице под зорким взором эрда.
— А магистр Римар? — с надеждой спросила я, но ведьмак лишь качнул головой:
— Пропал. Вышел с группой студентов и не вернулся, — на секунду он замолчал, по обычно невыразительному лицу пробежала тень, но тут же исчезла. — Но ты вернулась, так что найдем. Теперь я его хоть из-под земли достану. Ты же мне поможешь?
Я хмыкнула и кивнула. Куда ж я денусь.
Риттард говорил что-то еще, рассказывал, как сначала найдет эту бестолочь, а потом выскажет ей все, что думает о подобных поступках, но я почти не слушала. Я шла рядом с ними и едва заметно улыбалась. И чувствовала себя так, словно вернулась домой после долгого отсутствия. Хотя, почему словно? Я и вернулась домой. Университет давно стал моим домом, преподаватели и студенты — моей семьей. Оттого и хотелось сейчас улыбаться, оттого и было так светло и легко на душе от искренней радости окружающих. И все проблемы уже не казались такими нерешаемыми, такими непреодолимыми.
А разбитое сердце ничего, заживет. Да и вовсе не до этого мне будет.
Впереди ведь еще столько дел. Зачистка ближайших лесов, упокоение Пустоши.
А там и жизнь моя, магистра нежитеведения Виррин де Наррей, вернется в привычное русло: лекции, практикумы, зачеты, экзамены.
Так было и так будет. И я рада этому.
Глава 28
Жизнь в Университете постепенно возвращалась в свое русло: все реже преподаватели и старшекурсники уходили вместе с рыцарями Ордена в Пустошь и окрестные леса, все чаще студенты бегали не в оружейную, а в библиотеку — ведь зачетная неделя уже почти была на носу.
Вымершие на время войны с нежитью коридоры учебных корпусов вновь наполнились привычным студенческим гулом. Младшие курсы обсуждали первый свой бал — кто с кем пойдет, кто кого позовет. Старшие — как бы пронести в общежитие мимо бдительных преподавателей выпивку, и у кого бы закатить после этого самого бала вечеринку. Хотя нет-нет, да в беседах возникали хоть и недолгие, но тяжелые паузы, когда кто-то вспоминал тех, кого нет рядом и кто больше уже, к сожалению, не вернется.
Погибшие были оплаканы и со всеми почестями похоронены, каждый по своей вере. Восхвалявших Пресветлый день принял яркий, жаркий огонь, поклонявшихся Ночи-Хранительнице — черная непроглядная бездна омута. Однако, в тот скорбный день не было различия между светом и тьмой. Горевали все. Даже рыцари, непримиримые борцы с нечестивой магией, стояли, склонив голову, днем у погребального костра, а ночью — у темного омута, отдавая дань тем, кто погиб, защищая других. Тем, кто сражался до последнего, чтобы не пропустить нежить дальше, чтобы уберечь тех, кто не сможет ей дать отпор, тем, кто дал время, драгоценное время, чтобы увести из деревень жителей, чтобы обновить заклятия, чтобы расставить ловушки. Свет и тьма в тот день скорбели вместе.