— Да и в этот раз я ее едва уговорила, — Силь качнула головой.
— Времени не было, Ольха, — отозвалась я. — Скажи, а остальные Старшие уже здесь? Или Верховная?
— Здесь, — кивнула женщина. — Хотя не все. Поищи у костров.
— Спасибо, — негромко поблагодарила я и, повинуясь приглашающему жесту встретившей нас ведьмы, нырнула под ветви дуба, чтобы оказаться на краю Ведьминой поляны.
На самом деле это название не совсем правильное — полян, на котором происходит таинственный шабаш ведьм, несколько. На самой большой — обрядовой — располагается алтарь, посвященный Ночи-Хранительнице. В полночь его камни поят кровью жертвы. Чаще всего животного, но случается, что и человека. Все-таки ведьмы — не добрые волшебницы и хрупкие благородные девицы, — они строго блюдут свои границы и жестоко карают тех, кто их нарушил. В назидание другим. Хотя, в последние годы подглядеть за лесными красавицами (как почему-то считают сельские парни) особо желающих не нашлось, так что увитый плющом алтарь обагряла лишь животная кровь.
Но сюда, на обрядовую поляну, собирались ведьмы лишь к полуночи, все остальное время предпочитая проводить на других, где у костров варили крепкие настройки, где играли будоражащие кровь барабаны и лютни и где, вольготно устроившись на шкурах у тех самых костров, демоны рассказывали свои байки или нагло соблазняли понравившихся ведьмочек.
— Позвольте? — мягко попросил мужчина, и мы с Силь посторонились, пропуская его и его спутницу, которую он обнимал чуть пониже спины.
Я едва заметно криво усмехнулась. Да, во многом те фрески в храмах Пресветлого Дня, что изображают шабаши ведьм, были верны. Все-таки ведьмы и демоны собираются вместе не для совместного вышивания крестиком. А зачем? Так уж повелось, что ведьмина сила способна на время удержать в этом мире демона. Изгнанного, приговоренного своим народом,
скрывающегося у нас. Она, сила, на время роднит его с нашим миром и не дает отторгнуть. А магия же демонов, отданная ведьме, позволяет ей управлять нитями судьбы. Нет, мы, конечно, и без этих рогатых на это способны, но это все равно что смотреть на нити плохо видящему человеку без очков: и вроде и видишь, да только расплывчато все и зыбко.
Вот и меняются ведьмы и демоны силой к обоюдному согласию и удовольствию. Да еще и девочки, рожденные от таких вот обменов, обладают большим даром…
— Пойдем, сегодня настойку Вилина варит, а она у нее страсть как вкусна, — подхватила меня за руку подруга и, пропустив очередную парочку, потянула на соседнюю поляну, откуда слышался громкий смех и музыка.
Настойка действительно оказалась весьма приятной на вкус и пилась на удивление легко. А еще она оказалась на редкость коварной: после второй стопки я обнаружила, что пристукиваю в такт барабанам, после третьей — что мило улыбаюсь какому-то молодому демону. Причем улыбалась-то я совсем другим вещам, а именно радостным мыслям о зачете, который, слава Ночи-Хранительнице, не мне завтра сдавать. Ух, на ком-то я оторвусь! Ну а после пятой позволила Сельвиль утащить себя танцевать. Впрочем, танец было самое то, что мне требовалось. Яростный, резкий, первобытный, с резкими движениями и плавными переходами, с криками и стонами, рвущий наружу душу и выворачивающий ее, изматывающий, исчерпывающий все без остатка. Подобный бушующему пламени, вокруг которого мы танцевали. Заставляющий забыть, кто ты, оставить всю шелуху и раскрыться навстречу ночи, навстречу огню, раствориться в нем, ощутить его в своей крови, гореть вместе с ним.
И я горела, я плавилась, я дышала им, я породнилась с ним настолько, что когда барабаны оборвались, болезненно застонала от разочарования: огонь жег кровь, ему хотелось выхода, хотелось вновь течь.
— Полночь, — выдохнула Силь, остановившись рядом со мной. — Сейчас будет обряд.
ее молча кивнула и мы, вслед за всеми, вышли на обрядовую поляну. Пробрались мимо уже усевшихся женщин и опустились на край одной из шкур. И вовремя: едва только я одернула чуть задавшуюся юбку, как к алтарю вышла Верховная — невысокая женщина в самом рассвете сил.
Она была очень похожа на встретившую нас Ольху: такие же серые внимательные глаза, аккуратный прямой нос, чуть тонковатые губы. Так же густые пышные волосы, удерживаемые ремешком, ниспадали на плечи. И одежда была похожа, разве что на запястьях еще мелодично позвякивали браслеты. Вот только, в отличие от Ольхи, женщина была абсолютно седой.
— Хорошей ночи, сестры, — негромко произнесла она, вскинув руку, но в наступившей тишине ее слова были хорошо слышны даже в самом дальнем уголке. — Несколько лет этот алтарь обагряла лишь кровь животных. И я надеялась, что так будет и дальше, что люди, наконец, больше не будут беспокоить нас. Что темный лес развернет случайно забредшего, что дикие звери напугают проникшего, что топкие болота отпугнут. Но, видимо, нет предела людской глупости… Что ж, наша Хранительница — Ночь, получит нынче хорошую жертву, — Верховная ведьма мягко отступила в сторону и махнула рукой.
Повинуясь ее жесту, одна из женщин сдернула ткань, которым был до этого укрыт алтарь. Мягкая ткань скользнула вниз, открыв прикованную к камню жертву: молодого бессознательного мужчину. Я, как и многие собравшиеся на поляне ведьмы, подалась вперед, пытаясь рассмотреть этого безрассудного, для которого сегодняшняя ночь станет последней.
Из одежды на мужчине оставили только штаны из хорошей, явно дорогой ткани, да плетеный ремешок, что стягивал длинные черные волосы в хвост. Белая, лишь чуть тронутая загаром кожа явно свидетельствовала, что парень не был крестьянином. Да и крепкие, налитые мышцы говорили о том же. Мужчина скорее чаще держал рукоять меча, чем косу или лопату.
— Хорош, — прошептала рядом молодая девушка. — Жаль, только что отвернувшись лежит, лица не видно, — посетовала она. — Что он тут забыл-то?
Вот и я о том же думала. Может, какой рыцарский орден нашептал, задурил голову, да отправил истреблять злых ведьм во имя добра и света? Ведь явно забрел сюда не просто так. В такую глушь сквозь буреломы и болота случайно без всякой цели не забираются. Сколько еще таких же будет? Сколько еще таких же погибнет на этом алтаре?
— Он без сознания? — прошелестел старческий голос где-то за спиной и словно в ответ на этот вопрос Верховная резко вскинула руку. Короткая вязь заклинания, едва слышные слова и мужчина дернулся, приходя в себя. Зазвенели кандалы, когда он попытался освободиться, жалобно заскрипели звенья от резких рывков. В какой-то момент мне даже показалось, что начал крошиться камень от заметавшегося мужчины.
— Не вырвешься, не старайся — негромко произнесла Верховная. Пленник резко повернул голову на звук и замер.
А вместе с ним и я, потому что:
— Руан… — прошептала, чувствуя, как все внутри холодеет.
— Не в добрый час ты сюда забрел, — грустно качнула головой женщина и резко вскинула обе руки, занося ритуальный кинжал: — Так пусть же напьется Великая Ночь крови!
— Нет!
\endash даже не поняла, что это именно мой голос разнесся по поляне, пока все взгляды удивленно не обратились ко мне. Вся поляна, все ведьмы и демоны, собравшиеся здесь, застыли
в ожидании. Даже Руан повернул голову и сощурился, пытаясь рассмотреть через разделявшее нас пламя пылавшего посреди поляны костра мою фигурку. Я зябко передернула плечами.
— Виррин? — мягко позвала Верховная, опустив кинжал.
— Я… — я запнулась на секунду, — я требую Право Ночи, — мой голос неестественно громко прозвучал в повисшей над поляной тишине, но стоило мне лишь озвучить свое требование как ее, тишину, разрушила сотня зашелестевших голосов: кто-то возмущался, кто-то недоумевал, а кто-то из совсем молодых просил объяснения у старших.
— Ты уверена? — внимательно взглянула на меня Верховная. Едва она вскинула руку, как все вновь замолкли. — Он ведь не…
Не демон, я знаю.
\endash поймала взгляд молодого мужчины. Неестественно спокойный, и в то же время полный ярости где-то там на дне ярко-зеленых глаз.
Ночь моя Хранительница… Что я делаю?!
— Уверена, — кивнула в ответ.
— Ну что ж… Да будет так, — секунду помедлив, провозгласила Верховная и протянула в сторону руку. — Ильда.
Старая женщины, выглядящая именно так, как иногда принято описывать ведьм — сгорбленной, с крючковатым носом, глубоко посаженными глазами, кустистыми бровями и немытыми волосами — спешно подала чашу с густым белесым отваром. Который в следующий миг Верховная ловко влила в рот мужчины, слегка нажав на какие-то точки у челюсти. И хотя большинство он тут же сплюнул, однако, часть все же вынужден был проглотить.
Дурман — горько усмехнулась я про себя, наблюдая, как Руан тщетно пытается отплеваться,
— и возбудитель. Совсем легкий, лишь чтобы возжелать ту, что будет сейчас перед ним танцевать. То есть меня.
\endash глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.
Ночь моя Хранительница, куда я влезла… И что я делаю…
Ведь недаром спросила Верховная, уверена ли я: хоть Ночи-Хранительнице и все равно чья кровь прольется: животного, человеческой жертвы или невинной девицы, однако у нас, ведьм, так с древних пор повелось, что чем больше магических сил у того, кто лишает невинности, тем сильнее потом раскрывается дар самой ведьмы. И лучше, если первым станет демон.
— Виррин, — вновь позвала меня Верховная, и я поняла, что могу еще отказаться, могу шагнуть назад, и никто меня не осудит. Могу отвернуться и не видеть, как взметнётся кинжал и оборвет чужую жизнь. Могу выбрать для себя другую судьбу и другую силу. Могу… и даже Руан, чей чуть затуманенный взгляд я вновь поймала на себе, ожидал от меня этого же.
Могу… но не хочу!