Доминго Фаустино Сармьенто
Цивилизация и варварство
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги
а также физический облик, обычаи и нравы Аргентийской Республики
Издание подготовил
В. Б. ЗЕМСКОВ, Н. С. ПОПРЫКИНА
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ АВТОРА
После выхода в свет этого сочинения я получил от нескольких моих друзей замечания, касающиеся некоторых фактов, о которых в нем идет речь. Определенные неточности непременно должны были вкрасться в работу, писавшуюся в спешке, вдали от места событий[1] и на тему, которой ранее никто не касался. Поскольку мне пришлось сопоставлять события, происходившие в разное время в различных и глухих провинциях, справляться у непосредственных очевидцев, просматривать небрежно набросанные заметки[2] и вспоминать мои собственные впечатления, то нет ничего странного, если аргентинский читатель иногда заметит отсутствие какого-либо известного ему эпизода или засомневается в верности того или иного имени или даты, оказавшихся измененными или не на том месте.
Однако я должен разъяснить, что упоминаемые мною значительные события, которые служат основой для моих пояснений, изложены с совершенной точностью, и это могут подтвердить имеющиеся документы.
Возможно, придет время, когда, освободившись от забот, что торопили автора при написании этой книжки, он вновь обратится к ней, чтобы переработать ее, освободив от невольных отклонений и подкрепив многочисленными официальными документами, о которых сейчас лишь вскользь упоминается.
On ne tue point les idees
В конце 1840 года я покидал свою родину, изгнанный из милости, измученный, весь в синяках и ссадинах — следах побоев, которые получил накануне в одной из кровавых вакханалий, устроенных солдатней и бандитами-масоркерос[4]. Проезжая мимо термальных источников Сонды[5], в одной зале под изображением славного герба родины, нарисованного там мною в более радостные дни, я написал углем такие слова:
On ne tue point les idees.
Власти, которым сообщили об этом, направили комиссию для расшифровки этих иероглифов, содержавших, как утверждалось, бесстыдные оскорбления, ругательства и угрозы. «Гм, — было сказано после ознакомления с переводом, — что же это означает?..»
А означало это просто-напросто то, что я уезжал в Чили, где сияло еще солнце свободы, — оттуда я намеревался направить свет его лучей по другую сторону Анд. Те, кому известна моя деятельность в Чили, знают, сдержал ли я свое слово.
ВВЕДЕНИЕ
Ja demande a l'historien l'amour de l'humanite ou de la liberte; sa justice impartiale ne doit pas etre impassible. Il faut, au contraire, qu'il souhaite, qu'il espere, qu'il souffre, ou soit heureux de ce qu'il raconte.
Страшная тень Факундо[8], я вызываю тебя, чтобы, стряхнув напитанную кровью пыль, которой покрыт твой прах, ты явился, приоткрыл нам потаенную жизнь благородного народа и прояснил те глубокие потрясения, что терзают его душу. Ты владеешь тайной: так открой ее нам! Даже через десять лет после твоей трагической гибели и горожанин, и гаучо[9] аргентинской пампы, отправляясь в путь по Пустыне[10], повторяли: «Нет, он не умер! Он еще жив! Он еще вернется!» И это именно так! Факундо не умер, он живет в народных обычаях, в политике и в аргентинских революциях, в своем наследнике Росасе[11], довершающем его облик. В Росасе душа Факундо обрела иную форму, более законченную, более совершенную: то, что в Факундо было лишь инстинкт, наметка, намек, превратилось в нем в систему, действие, цель. Варварская, порожденная колониальными порядками крестьянская натура в результате этого превращения стала правилом, обычной политикой, способной предстать перед миром как способ бытия целого народа, воплощенный в одном человеке, который жаждет казаться гением, повелевающим событиями, людьми, порядком вещей. Факундо, провинциала, мужественного и отважного варвара, заместил Росас, невежественный сын просвещенного Буэнос-Айреса, человек лицемерный, с ледяным сердцем и расчетливой душой, бесстрастно творящий зло и неторопливо, с хитроумием Макиавелли[12] воздвигающий здание деспотизма. Тиран, не имеющий ныне соперников на всей земле; к чему врагам оспаривать его титул Великого, как славословят его приближенные? Да, Росас велик, велик безусловно, для вящей славы и позора нашей родины, ибо если он сплотил вокруг себя тысячи выродков, которые впряглись в его карету и тащат ее по трупам, то найдутся и тысячи других — благородные души, те, кто за пятнадцать лет кровавой бойни не утратил надежды победить чудовище, предлагающее нам разгадать тайну политического устройства Республики. В конце концов этот день наступит, и Аргентинский Сфинкс, наполовину трусливая баба, наполовину кровожадный тигр, будет разрушен до самого основания, и Ла-Платские Фивы[13] займут высокое, подобающее им место среди наций Нового Света.
1
Сразу после выхода «Факундо» современники обнаружили в книге немало неточностей, есть в книге отдельные ошибки в фактах и реалиях мировой истории, неверные цитации. То, что Сармьенто писал книгу в эмиграции и был лишен доступа к первоисточникам, лишь отчасти объясняет эти особенности. Они связаны также с его писательской манерой не профессионального историка, а художника истории.
Наиболее полный список ошибок прислал Сармьенто аргентинский государственный, политический деятель Валентин Альсина (1802-1869). Вошедшие в историю изданий «Факундо» под названием «Замечания Валентина Альсины к книге „Цивилизация и варварство„» (см. Дополнения), его замечания в некоторых случаях тенденциозны, но в большинстве своем справедливы. Указывая на ошибки и преувеличения, В. Альсина ярко и убедительно вскрывает невольно особую, не историко-документальную, а художественно-философскую природу произведения (подробнее об этом см. статью).
Однако сокращения и исправления, сделанные Сармьенто во втором издании «Факундо», на деле были вызваны не стремлением исправить книгу по замечаниям В. Альсины, а конъюнктурными политическими соображениями.
Что касается ошибок в цитациях, ссылках, неточностей в фактах мировой истории и этнографии, то в определенной мере это связано с общими творческими установками Сармьенто, предполагавшими отказ от академического педантизма и совершенную вольность стиля. Не будучи ни по образованию, ни по склонностям, ни по роду деятельности профессиональным историком, Сармьенто не придавал особого значения ни выбору источников цитируемых произведений, ни выверке данных. Он пользовался изданиями не на языке оригинала, возможно, иногда приводил цитаты по памяти либо даже изменял цитируемые отрывки. Все это в ряде случаев крайне затрудняет идентификацию источников эпиграфов и цитат.
2
Опубликованное А. Палькосом письмо одного из корреспондентов Сармьенто, собиравшего для него данные о X. Ф. Кироге, приоткрывает историю создания книги. Письмо соотечественника писателя Антонио Аберастаина, датированное мартом 1845 г., обнаруживает, что Сармьенто вплоть до самого выхода книги обогащал ее все новыми данными, поступавшими из разных мест. А. Аберастаин, собиравший сведения о личности, поступках и деятельности Кироги в провинции Ла-Риоха, называет более десятка информаторов, от которых он ждет сведений. Естественно, такого рода информация изобиловала и неточностями, и субъективными толкованиями. Характерны заключения самого А. Аберастаина о личности Факундо, которые, возможно, непосредственно использовал Сармьенто: «1) Он не был храбр в столкновениях один на один; 2) был неблагороден по отношению к врагам, всегда действовал предательски; 3) отличался неблагородством в материальных делах, даже со своими друзьями. Был скуп до подлости. Никому в своей жизни не поспособствовал в процветании; 4) не считался ни с кем ни в публичной, ни в частной жизни, всегда был несправедлив, эгоистичен и деспотичен; 5) был бесстыден и циничен в любовных связях, жесток и бессердечен, как зверь, по отношению к своим возлюбленным; 6) не был другом трудов, никогда не работал сам ни в военное, ни в мирное время; 7) был противником всякого порядка в правлении, ему и в голову никогда не приходила мысль о каком-то законе или малейшем распорядке; 8) не был любезен, как Росас, в обращении с гаучо и плебсом; 9) всегда относился еще более сурово к жителям своей провинции, чем иных; 10) не любил славу и не желал, чтобы его имя пересекло границы Республики и пережило его самого, он желал лишь тиранически властвовать там, где находился в данный момент, чтобы удовлетворить свои зверские страсти; 11) даже когда мог, не предпринял ни одного шага для организации Республики»
3
Идеи обезглавить нельзя.
4
Члены «Масорки», или Народного общества реставрации, созданного X. М. Росасом для расправы с оппозицией.
6
7
Я прошу у историка любви к человечеству или к свободе: его беспристрастный суд не должен быть бесстрастен, напротив, необходимо, чтобы он мечтал, надеялся, испытывал страдания или радость.
8
9
11
12
Николо Макиавелли (1469—1527), итальянский политический мыслитель, писатель. Считал главной причиной бедствий Италии политическую раздробленность, ради упрочения государства полагал допустимыми любые средства. Отсюда термин «макиавеллизм» для определения политики, пренебрегающей нормами морали.
13
В греческой мифологии Сфинкс — крылатая полуженщина, полульвица, обитавшая на скале близ древнеегипетского города Фивы; загадывала прохожим неразрешимую загадку и затем, не получив ответа, пожирала их.