Шатен захохотал и игриво осмотрел его, похлопав пару раз по плечу.
— Ты что, заболел? Выглядишь просто ужасно, Ник.
— Спасибо, — сухо ответствовал гибрид, — я тоже в восторге оттого, что вижу тебя.
— Да брось, — засмеявшись, возразил его младший брат. — Ди уезжает с подругами в Шотландию на две недели. У них там какой-то ведьмовский обмен опытом. Так что мы с тобой будем развлекаться как взрослые мальчики.
Давина лишь закатила глаза на эту фразу.
— Смотри, не слишком тут предавайся веселью. Я серьезно, Коул.
— Я только твой, милая! — шатен наклонился и запечатлел на ее губах крепкий поцелуй. — Я просто поддержу Нику компанию.
Коул заставил брата сесть на диван.
— Мы просто идеальная пара, разве нет? — он указал на Давину.
— И не говори, — мрачно бросил Клаус и, встав, подошел к маленькому столику и налил себе полный бокал виски.
Карие глаза Коула едва заметно сощурились, подчеркнув совсем небольшое сходство между братьями. В отличие от Клауса, Коул был темноволосым, как Элайджа, хотя и лишенным ауры властной силы и спокойствия, окружавшей самого старшего Майклсона. Коул, в отличие от своих братьев, спокойного непоколебимого Элайджи и закрытого и временами вспыльчивого Никлауса, казался куда доступнее и дружелюбнее и, как считали все, в полной мере обладал знаменитым обаянием первородной семьи. Хотя его деланное дружелюбие и постоянно сопровождавшее его веселье и любовь ко всякого рода авантюрам были лишь прикрытием. На самом деле он так же, как и все Майклсоны, имел особую отличительную черту.
Он без колебаний убьет любого, кто встанет у него на пути.
Спустя секунду Коул объявил:
— Ты правда выглядишь просто отвратительно, Ник, — сказал он, облокотившись на спинку дивана. — Но ничего, мы это исправим. Я взбодрю тебя как следует. Как в старые добрые времена.
— Я не сомневаюсь в этом, — угрюмо сказал гибрид, потягивая виски.
— Хорошо, что ты приехал без Элайджи, — Коул положил ноги на журнальный столик четырнадцатого века и скрестил их. — Этот зануда тот еще кайфолом. Кстати, птичка шепнула мне, что скоро он официально станет женатиком. Это правда? Не завидую я Хейли.
— Правда. Не стоит жалеть ее, — Клаус был темнее тучи. — Она прекрасно себя с ним чувствует.
— Как там моя племянница? — Глаза Коула зажглись весельем: — Передай ей, что дядюшка Коул скоро приедет в Новый Орлеан погостить и привезет ей подарок, который приведет ее в восторг.
— Дядюшка Коул, наверное, забыл свой прошлый подарок, от которого в «Бойне» пришлось менять все стекла, — съязвила Давина.
— Брось, Ди, — отмахнулся младший Майклсон, — ей нужно развивать свой потенциал ведьмы. Все это происходит методом проб и ошибок. Ты как никто знаешь это.
— Но не тогда, когда тебе шесть лет, Коул, — строго сказала Давина.
— Мое мнение — чем раньше, тем лучше, — продолжал настаивать на своем Коул. — Ты согласен, Ник?
***
Уже через несколько минут Клаус поднялся к себе. Как только за ним закрылась дверь, Давина обратилась к своему парню.
— С твоим братом что-то не так. Тебе так не кажется?
Однако тот решительно покачал головой:
— Ник не позволит никому вмешиваться в свои дела, и ты знаешь это так же хорошо, как и я, дорогая. Кроме того, он, возможно, всего-навсего решил немного отдохнуть от моей горячо любимой племянницы и ничего больше.
— Просто постарайся не дать ему вырезать весь Лондон, пока меня не будет.
— Конечно же. Тогда мне самому ничего не останется.
***
Сдерживая свое обещание, две недели Коул исподтишка пристально наблюдал за гибридом. Единственным развлечением Клауса оставалась верховая езда, однако до безумия любивший лошадей первородный безжалостно погонял коня, заставляя его прыгать через немыслимые препятствия, и мчался вперед с дерзким безрассудством, почти загоняя лошадь до смерти.
Вечера были заполнены вечеринками и отличной едой, а именно блондинками, брюнетками, рыжими. Коул не особо развлекался, так как знал — Давина будет недовольна, если он перейдет черту. Шутки шутками, но он действительно дорожил ею. Но вот его брат ни в чем себе не отказывал.
Коул каждый вечер изумленно наблюдал, как женщины бесстыдно кокетничают с его братом, делая все возможное, чтобы привлечь его внимание. Иногда лицо Клауса озарялось прежней ленивой улыбкой при каком-нибудь остроумном замечании одной из женщин, но глаза по-прежнему оставались печальными. И в конце концов все это заканчивалось смертью очередной красотки. Его брат редко пускался в массовые убийства без необходимости с тех пор, как у него родилась дочь, но в эти дни он был почти таким, как раньше. В те времена, когда и сам Коул любил дебоширить и убивать.
Прошло уже двенадцать из четырнадцати дней, и гости собирались уезжать на следующее утро. Вечером все собрались в гостиной, и пристальный взгляд шатена с неизменной тревогой постоянно останавливался на Клаусе.
— По-моему, твой брат раздумывает над тем, сколько девушек он убьет сегодня. Похоже, он всерьез решил избавиться от всех женщин в этом доме, — заметила находящаяся под внушением Дженет Кембридж, игриво кивнув на стоявшего в одиночестве у окна Клауса, рядом с которым лежала очередная мертвая блондинка.
Клаус услышал Дженет, однако не подумал галантно разуверить ее в столь нелестном мнении, а лишь лениво подошел к ней и, медленно улыбнувшись, одним быстрым движением свернул ее шею. Подняв бокал, он сделал большой глоток бренди и вернулся к окну, опять начав наблюдать, как низко нависший туман клубится и растворяется в темноте.
***
Клаус увидел отражение Дженет Кембридж в оконном стекле и услышал ее низкий гортанный смех. Всего несколько месяцев назад он бы сполна развлекся с ней, прежде чем убить ее, а возможно, и вовсе не трогал бы ее. Но сейчас… его просто раздражали все женщины. Их глаза не были ярко-голубыми. Они не смотрели на него дразнящим, оценивающе-дерзким взглядом, не таяли в его руках, охваченные приливом вожделения. Дженет слишком доступна, слишком рвется угодить, как, впрочем, и другие женщины. Они не спорили с ним, не вступали в словесные сражения и не отталкивали его с неизменным упорством. Они не были изменчивыми, живыми и жизнерадостными, остроумными и искренними. Они не были… Кэролайн. Поэтому он просто избавлялся от них. Быстро.
Он осушил бокал, чтобы заглушить боль, ударившую в сердце, когда он мысленно произнес это имя. Что она делает сейчас? Наслаждается компанией Стефана? Стефан Сальваторе способен утешить ее, заставить смеяться и радоваться, забыть обо всем. Он больше подходит ей, решил Клаус, задыхаясь от нестерпимой муки.
Он не был безжалостным зверем и животным. В отличие от него, Стефан даже с отключенными чувствами мог контролировать в себе Потрошителя. Он же, как настоящий слабак, озверел и потерял способность трезво мыслить. Все это было после обращения, и Клаус со страхом подумал, что было бы, если бы он был в облике волка в этот момент. Он бы разорвал ее на части.
Он продолжал терзать себя, вспоминая, как она шепнула в тот вечер: «Я собиралась сказать, что хочу остаться».
И он, жалкий ублюдок, высмеял ее! Злобно, намеренно унизил и подчинил ее себе. И когда все-таки нашел в себе мужество отстраниться, она обняла его и заплакала. Черт возьми, он фактически изнасиловал ее, а она рыдала у него на груди.
Клаус с усилием заставил себя не думать о той ночи. Он предпочитал более утонченную пытку и поэтому изводил себя воспоминаниями о счастливых мгновениях вместе с ней: вот она беспечно усмехнулась ему на балконе в первый вечер в Новом Орлеане, тогда она буквально парила в воздухе от того, что он позволил ей пить кровь человека.
Гибрид по-прежнему ясно видел ее в казино на вечере открытия. Он был зол на нее, но даже тогда не мог сдержать чувства гордости, когда она разговаривала с Сибил.
Он вспомнил тот вечер, когда они стояли и целовались, перед тем как она увезла Хоуп. Он был словно малолетний подросток на свидании в средней школе. Господи, каким она могла быть теплым, нежным, любящим созданием… когда не становилась упрямой, мятежной и… самой чудесной в мире.