Потому что всякий раз, когда в сети попадалась рыба, поражённая болезнью или паразитами, или не попадалась вовсе, одно слово начинало звучать куда чаще остальных: «Старкаттери». Иногда с добавлением «проклятая». Впрочем, доставалось и Скотч Тейп. Слова «проклятая пони» раздавались на корабле довольно часто, правда, в основном с ноткой раздражения. А вот «проклятая Старкаттери» зебры произносили почти с религиозным трепетом.
По вечерам Скотч помогала Маджине выплачивать часть её долга, рассказывая капитану свою короткую, но богатую биографию. О жизни в Стойле, о том, как она лишилась матери и до определённого момента даже не подозревала, кто её отец. О Блекджек, Глори, Рампейдж и прочих пони. О Пожирателе Душ, своём путешествии на луну и возвращении в Хуф. О том, как её разлучили с погибающим отцом. Капитан, возможно, и не верила многому из рассказанного, но не подавала вида, что сомневается в честности или здравомыслии Скотч. А когда пони призналась, что стала чувствовать себя в Хуфе абсолютно бесполезной, заверила её, что «полезность» Скотч на «Абалоне» неоспорима.
И пони доказывала это утверждение, ремонтируя на корабле всё, что в этом нуждалось. А страдал «Абалон», главным образом, от коррозии в худших её проявлениях. Хотя корпус судна и был изготовлен из дерева, различные его части скреплялись между собой металлическим болтами. Лебёдки, игравшие жизненно важную роль в эксплуатации судна, давно пришли в негодность и требовали капитального ремонта. И пусть основная работа производилась при помощи деревянных шкивов и зебринской живой силы, без металлической фурнитуры им было не обойтись. Скотч часами корпела над ней, с помощью тряпки и толчёных раковин оттирая ржавчину и смазывая металл выделениями камбалы. Рыбий жир был плохой заменой машинному маслу, но, по крайней мере, защищал металл от соли. Также немало времени у пони занимало драяние палубы морской водой с белым порошком, который, по-видимому, убивал плесень и древесных червей.
— Пони! Спусти шалуш в трюм! — рявкнул какой-то жеребец. Ещё одна обязанность, которую зебры с радостью свалили на неё. По крайней мере, время, проведённое на корабле, помогло Скотч здорово подтянуть свой зебринский: их фразы больше не звучали для неё вывернутыми наизнанку. Глиняные горшки были довольно тяжёлыми, а их деревянные пробки вечно протекали. Стоит пролить хоть немного, и у Скотч прибавится работы со шваброй. Но, в конце концов, она ведь была земнопони и могла справиться с любой качкой. Кроме того, ей и так слишком часто приходилось драить палубу, чтобы заниматься ещё и разлитыми рыбьими потрохами. Осторожно ступая по ступенькам, Скотч начала спускаться в трюм.
Суета на корабле прекращалась только на время сна. Даже когда члены команды были свободны от «работы», они не сидели без дела. Играли в азартные игры, используя в качестве фишек ракушки. Наигрывали чудные мелодии на своих флейтах. Занимались сексом. Воспитанная в атмосфере Стойла Девяносто Девять, Скотч не испытывала шока при виде совокупляющихся парочек. А вот для Маджины визит на нижние палубы однажды стал настоящим потрясением: бедная кобылка вернулась оттуда с выражением ужаса на лице и целый день отказывалась покидать каюту капитана. Похоже, Атоли не признавали брака или моногамных отношений. Обычно достаточно было лишь слов «ты, сейчас». Пол партнёра тоже не имел особого значения. Беременность кобылы считалась благословением, но её оставляли в одном из портов до тех пор, пока она не родит жеребёнка и не поставит его на ноги. А потом – обратно в море.
В глубине трюма было тихо, но вонь стояла невыносимая. Запах дыма смешивался здесь с ароматом соли, сладковатым амбре брожения и смрадом от гниющих рыбьих внутренностей. Скотч Тейп миновала двух жеребцов, лизавшихся в тёмном уголке, и направилась в ту часть трюма, где складировался шалуш. Глиняные горшки плотными рядами высились на деревянных стеллажах. Пристроив к ним тот, что она несла, Скотч поскакали к Пифии, разбрызгивая копытами трюмную воду.
Зебра, устроившись в гамаке из рыболовной сети, натянутом над рядом пустых глиняных горшков, вяло перелистывала какую-то книгу, держа на груди ещё одну про запас. Единственным источником света для неё служил светильник на рыбьем жире, дававший тусклый жёлтый свет. Прелесть соорудила себе уютную лежанку в опрокинутом набок разбитом горшке, из которого наружу торчали лишь её морда и передние лапы, и мирно посапывала там.