Скотч хотелось сказать, что была занята, но она знала — это ложь. Когда у неё действительно появлялось время, она большей частью тратила его с Пифией, болтая о вещах, связанных с духами и, что более часто, этой проклятой книгой.
— Прости, — пробормотала она. — Мне просто казалось, что тебе интересней Скайлорд.
Засмеявшись, Прелесть затем протяжно вздохнула.
— Скай... странный. В хорошем смысле. Мы во многом похожи, и сдаётся мне, что в этом как бы и проблема. Когда мы вместе, это всегда сражение. И это хорошо. Я люблю драться. Но... — Она почесала виски. — Мне кажется, он и сам не знает чего хочет. Я никогда не слышала, чтобы он называл меня милой или ещё чего такого. Я просто знаю, что каких бы чувств мне ни хотелось испытывать от него... я не испытываю. Я хочу повалить Ская, дёрнуть его за клюв и дать ему щелбан. Мне не хочется... ну, сама знаешь... того самого. — Она постучала когтями друг о друга, жутко зардевшись.
— И ты хочешь это самое от меня?
Прелесть пожевала губу.
—Я не знаю. Возможно? Как мне кажется? — Она вновь отвела взгляд. — Я не знаю. — Дракокобылка потёрла лицо. — Я не знаю, как нужно об этом разговаривать. Дай мне возможность впиться клыками во что-нибудь мясистое, и я покажу класс. А разговоры о чувствах все такие... сентиментальные.
— А я и подумать не могла, что тебе... нравятся кобылки, — призналась Скотч.
— О, милое серебро, вот и он, не так ли? Разговор. — Вновь застонав, Прелесть напряглась и слегка поёжилась. — Понятия не имею. До Рисовой Реки у меня об этом даже и мыслей не возникало. Большинство из нас не росли в Стойле, где ты просто занимался этим. Я просто... не знаю. Мне бы хотелось узнать, но я также до ужаса боюсь, что в чём-то облажаюсь и ты меня возненавидишь, и... не думаю, что смогу выдержать, если ты меня возненавидишь. И есть ещё то самое между тобой и Пифией. — Она закрыла глаза. — А в Стойле у тебя была особая пони?
Скотч пыталась не задумываться о настолько давних временах. Они были полны боли и сожалений, с которыми она ничего не могла поделать.
— Типа того. Я хочу сказать, что моя мама была кобылой из техобслуживания, а я была жеребёнком из техобслуживания. Нас таких была примерно дюжина. Мы со скуки разбирали вещи на части, а затем впадали в панику, если не могли собрать их обратно. Однажды мы настроили талисман так, чтобы он производил гелий, и все в помещениях охраны и кабинете Смотрительницы орали этими безумными писклявыми голосами. Порой мы проскальзывали в прачечную и застилали постель. Были милыми друг с другом. Занимались этим. Это было... просто тем, чем занимались обитавшие там пони. — Скотч закрыла глаза. Прошло всего два года, но они уже начали забываться. — Я не называла кого-либо из них особенной. Если ты называла кого-либо своей особенной пони, то она странно на тебя смотрела, и Текстбук предупредила бы тебя о том, что не стоит становиться «излишне привязанной». Мы делали друг другу приятно. Это было мило, но никогда не более того. — Лучше этого в Девяносто Девятом было не получить.
— Но то, что у тебя с Пифией, всё же особенное, — произнесла Прелесть. — Так ведь?
Скотч издала протяжный вздох.
— Я не знаю, что у нас там с ней, Прелесть. Мне интересна она. Я интересна ей, как мне кажется. Я тронутая духами, а она... вокруг неё происходят кое-какие очень странные вещи. А ещё есть тот факт, что она не признаёт того, что является шаманкой, когда совершает что-нибудь шаманское... То есть я знаю, что она говорит это, чтобы избежать внимания духов или чего-то в этом роде. Ладно! Не занимайся шаманскими вещами! Но я до сих пор не знаю, почему она должна держаться вот так ниже воды тише травы. Почему она не может быть просто честной и объяснить мне всё это? Почему она вынуждена делать из этого... секрет? — Скотч уставилась на низ кровати над ней, но у того имелось для неё столько же ответов, как и у Пифии. — Это походит на такую всю запутанную хреновину, и каждый раз, когда она произносит это оправдание... Иногда это настолько заинтриговывает, что сводит меня с ума. — Кобылка потёрла лицо копытом. Я даже не уверена, что мы вообще переживём это.