Каким-то образом вам просто не встречаются никакие опасности, которыми так славится Пустошь. -15% к вероятности случайных встреч. Хотя чем меньше желающих вас убить, тем закономерно меньше и трупов, которые можно обобрать.
День третий
завидуешь мертвецам?
Осторожно, чтобы не разбудить Мисти, Лемон Фриск глянул на часы её пипбака – половина пятого – и вздохнул про себя.
Гуль не спал. Он сомневался, что Мисти заметила это первой ночью, и сам не удосужился рассказать ей о том, что гулям не нужен сон. Многие пони так яро противились появлению гулей в своём городе даже не потому, что боялись какого-то их "одичания"… на самом деле это происходило очень редко, насколько помнил Лемон. В Стойле Один были пони совершенно различной степени клина на привычке, и многих из них и правда не стоило беспокоить… но Лемон не мог припомнить, чтобы кто-то там действительно деградировал. Во всяком случае, в плане разумности.
Настоящей причиной было то, что гули расхаживали по ночам. Дикие или нет, они все так делали. Потому что они не спят.
В гостинице Лемон просидел часов шесть, и в конце концов ему это надоело. И потому он тихонько вышел наружу и вдохнул прохладный ночной воздух. Дыхание, как и некоторые другие вещи, было для него необязательным, но гуль всё равно дышал, просто потому, что ему это нравилось. Это приятно ощущалось, а ещё позволяло петь, ворчать, смеяться и использовать другие жизненно важные околовербальные средства общения. И, конечно же, говорить.
Осмотрев пустынную площадь Лемон заметил гуля в её центре, прислонившегося к одному из трёх столбов главной градообразующей конструкции. Также он приметил под ней и какой-то бункер, ускользнувший от его внимания в суматохе дня.
– Утречко, – обратился Лемон к другому гулю, подходя.
– Да не совсем ещё, – хриплым неторопливым свистящим голосом последовал ему ответ. – Хотя, наверное, да, и тебе утречка. Меня Спринг Сингер [1] зовут. А тебя как?
– Лемон Фриск. А я уж было подумал, что нет красивых кобыл в вашем городке.
Его собеседница-гуль, имевшая куда более разложившийся, чем сам Лемон, вид, неспешно рассмеялась:
– Это ты уже со Слагером говорил?
– Да, кто-то его так назвал. Он ворота охранял, когда мы пришли.
– А-а. Это, вообще-то, эдакая шутка для своих, – ответила Спринг Сингер. От её губ почти ничего не осталось, но у неё был любопытный способ отображать улыбку на брови. Лемон даже и не знал, стоило ли этому завидовать.
– Видишь ли, – продолжала кобыла. – Я ведь, в некоторой степени, символ этого города.
– Раз так, то смею предположить, что ты никогда не покидала этого места.
– Да почти, наверное. Хотя главным виновником всего этого был мой супруг, храни Селестия его душу, – гуль указала на огромное сооружение, на которое опиралась. – Вот эта штука… когда она всё ещё была наполнена сеном… могла в этих пустошах целых полсотни лет семью прокормить.
Лемон присмотрелся к трём столбам повнимательнее:
– А они что – деревянные? Как же они пережили-то двести лет на открытом воздухе?
– Моего мужа полумеры никогда не устраивали. Эту древесину он обработал так, что она, наверное, ещё лет двести выстоит.
Спринг Сингер вздохнула, снова показывая, зачем гулям нужно дышать:
– Его имя было Браун Лиф [2]. Но все звали его просто фермер Браун. Смекалистый жеребец был, потому я за него и вышла. Фермер хоть куда. А когда началась война, и всем сообщили о возможной угрозе мегазаклинаний… он и не стал надеяться на Стойл-тек. Он сам взялся за расчёты, принял во внимание расстояния до крупных городов, преобладающие ветры, и нашёл самое безопасное место на случай, если всё вдруг взорвут, – она постучала по дереву опоры. – И, как ты понимаешь, здесь – то самое место. Просто нам не повезло оказаться в городе, продавая собранное, когда прежний мир умер.
Она снова взглянула на Лемона и подняла голову:
– Я слышала, в розовом облаке Кантерлота всё быстро закончилось. Везучие сволочи.
– Я бы не сказал, что несколько часов отхаркивать свои легкие – это быстро, – Лемон содрогнулся от воспоминаний о своей "смерти".
Пожилая кобыла усмехнулась:
– Да уж, не сравнить с месяцами медленно прогрессирующей лучевой болезни.
Лемон Фриск был весьма поражён. Будучи кантерлотским гулем, он никогда толком и не задумывался о том, как погибли другие гули. Он предполагал это примерно одинаковым для всех.