– Но не у всех же тут пипбаки есть, – сказала Мисти.
– Идущему в пустоши без радиометра да воздастся должная доза, – парировал Лемон. – Ну, а кроме того, я не хочу никому мешать спать этим треском. А теперь иди уже поспи.
Единорожка грустно взглянула:
– Н-ну, ладно.
Лемон улыбнулся:
– Нет, ты, конечно, можешь рядом присесть, но я не уверен, что нам потом антирадина хватит.
Мисти улыбку возвратила:
– Нет уж, лучше не буду. Но всё равно спасибо, что предложил.
* * *
Лемон Фриск бесцельно бродил вокруг фабрики. Тёмные тучи наконец пролились дождём, смывавшим с него радиоактивную пыль и грязь, что набрались около Обломка. Гуль чувствовал, как тепло постепенно сменяется влажной прохладой. Он взглянул на останки костра, где недавно пытались сжечь тела рейдеров. Наверное, они захоронят останки утром. Сейчас же ни один пони (и ни один зеброни-альбинос, если уж всех перечислять) не имел ни малейшего желания покидать сухие помещения фабрики. Ни один, кроме Лемона.
Ему уже приходилось убивать… или, по крайней мере, он не видел особой разницы между убийством диких кантерлотских гулей и устранением сумасшедших рейдеров. Но случай с той кобылой-рейдером очень потряс его. Тогда он оказался и судьёй, и присяжным, и палачом в одном лице. Но даже не это волновало его так сильно. Его беспокоило то, что всему остальному миру было всё равно. Не было никакой высшей инстанции, что стала бы разбираться. Пони вроде Кэпсуорта приветствовали это обстоятельство. Пустоши было абсолютно всё равно, кто убит и чьими копытами.
"Как ты с этим справляешься?" – спросила Мисти при их первой встрече. – "С тишиной. Простором. Смертью".
Лемон вздохнул. Не того она спрашивала. Он никогда всерьёз с этим не сталкивался. До этих пор.
Когда он вернулся на фабрику, он был промокшим до костей. Возможно, даже буквально. Он отстегнул и сбросил с себя одежду и сумки, включил радиометр, удостоверился, что тот уже не щёлкает, и после этого присел к Выгаркам у костра, который те развели в холле здания. Впервые он видел их при ярком свете огня не обмотанными, без шлемов и забрал.
– Всё это так неправильно, – пробормотал он.
– Что неправильно? – спросила Грибби.
– Да весь этот мир, – Лемон покачал головой. – Пустоши эти.
– Ага, скажи-ка нам лучше что-нибудь, чего мы не знаем.
– Пинки Пай изобрела чимичерричангу, – пытаясь улыбнуться, ответил Лемон. – Вот этого вы точно не знали. Отличная, кстати, штука. Двести лет не пробовал.
Грибби тихо рассмеялась:
– Ну, от этого тоже проку мало, если только у тебя рецепта нет.
Лемон склонил голову, задумавшись:
– Вполне могу и вспомнить. Правда, желаю удачи в поисках вишни.
– Интересная личность ты, – заметил кто-то из Выгарков.
Лемон заулыбался:
– Да ладно тебе, говори уже как все: гуль-сумасброд.
– Хоть и из хороших, – отвечала Грибби с улыбкой.
Гуль взглянул туда, где спала Мисти, и вздохнул:
– Наверное. Но ведь этого недостаточно. Чтобы исправить эту хренову пустошь, мало быть хорошим.
Улыбка Грибби была непоколебима:
– Верно, но иногда быть хорошим – это первый шаг.
Лемон поднялся, стряхнул остававшуюся на остатках его гривы и шкуры воду, и снова взглянул на Грибоеду:
– А знаешь, это ведь очень хороший совет, на самом-то деле. Постараюсь ему следовать.
Он тихонько подошёл к Мисти, прилёг рядом и осторожно положил переднюю ногу ей на плечи.
* * *
Мисти разбудил звук гремящих в ящиках бутылок. Солнце уже давно поднялось за облачную завесу, теперь уже мутно-белую и не источающую влагу. Единорожка ощутила знакомую ногу, обнимавшую её, и улыбнулась.
– Который час? – спросила она.
– Где-то полдень, – ответил Лемон. – Я подумал, что тебе нужно выспаться, и потому решил проследить, чтоб никто тебя не разбудил.
– А мы ведь могли бы им помочь, – цокнув языком, сказала Мисти, неспешно поднимаясь на ноги.
– Строго говоря, наше участие здесь прекращалось с момента прибытия сюда с ними.
– Не совсем. Кэпсуорт говорил, что мы тоже сможем взять себе что-нибудь, – ответила Мисти. – Так, может, узнаем, из чьей это будет половины?