И злило. Кто такая Рианнон, чтобы считать меня ребёнком? Кто такая Сэнделвуд, чтобы считать меня взрослой? Почему обе эти мысли были такими неприятными?
Мои внутренности как будто начали кипеть. Злость за потерю… буквально блять всего, чего я добилась в Элизиуме, из-за направления к Блэкджек. Растерянность от слов, что я была единственной, кто мог ей помочь. Глубокая, тёмная ярость, которую я берегла для мэра. Всё это хлынуло на меня бушующим, обжигающим изнутри потоком, и горькие, горячие слёзы полились по моим щекам. Я свернулась в клубок, закрыв лицо крыльями.
Секунду спустя я услышала шарканье копыт. Я отважилась поднять взгляд на Рианнон, которая смотрела на меня сверху вниз с глубоким сожалением.
— Ты слышала? — мягко спросила она.
Я кивнула, не рискнув положиться на голос. Рианнон уселась возле меня и протяжно вздохнула.
— Я… не ожидала, что ты придёшь так рано, — призналась она с нотками вины в голосе.
Её глаза скользнули по пип-баку, скорее всего чтобы узнать время.
— Мисс Ария отпустила тебя пораньше?
Айсберг сожаления опустился на мою грудь, но я помотала головой. «Нет».
Рианнон вздохнула.
— Я должна была догадаться. Тебе очень, очень не нравится школа, не так ли?
Я снова помотала головой.
— Мы сможем в ближайшее время поговорить о том, что ты услышала? — спросила она. — Потому что я, м-м, не знаю как давно ты пришла, но… мы с Сэнделвуд, возможно, слегка не сошлись во мнениях насчёт тебя.
— Я… я слышала. Я слышала, насколько сильно ты переживала за меня, — прохрипела я, прежде чем снова утратить способность говорить.
— Значит поэтому здесь взорвалась наша маленькая сверхновая? — спросила Рианнон, склонившись ко мне с невероятной грустью в глазах. — Я почувствовала твою ярость сквозь дверь, оттого и оборвала разговор. Почему тебя так злит моя забота?
— Мне… не нравится, что ты влезаешь из-за меня в споры. Я этого не стою, — выплюнула я. — Я просто делаю свою работу, но все продолжают обращаться со мной как с маленькой хлипкой куклой, и я ненавижу это! Я это ненавижу! Ненавижу!
Я подняла взгляд на кобылу перед собой.
— Ты стремишься обращаться со мной как с ребёнком, Сэнделвуд — как со взрослой, но это не вам решать!
— Ты… права, — отозвалась Рианнон, её голос звучал удивлённо. — Ну то есть, ты подросток. И ты всё ещё пытаешься найти себя. Но ты права, обращаться с тобой как с ребёнком было неправильно с моей стороны. У тебя, пожалуй, взгляд на мир шире, чем у многих здешних взрослых. Но… поправь меня, если ошибаюсь, ты при этом сама не можешь сказать кем тебя считать, ведь так?
Я нахмурилась. Тут она меня подловила.
— Нет. Я просто… как будто застряла на перепутье. Что… наверное, всё для тебя усложняет.
— Треноди, ты… правда должна перестать судить раньше времени всех, кому выпадает возможность заботиться о тебе, — нахмурилась Рианнон. — Ты не видишь меры. Ты отражаешь собственные проблемы наружу и сосредотачиваешься на помощи окружающим. Для врачевателя это похвально, но когда помощь нужна тебе самой — становится неприемлемым.
Ах, да. И вот мы снова здесь. Опять она видит всё моё дерьмо насквозь и не клюёт на наживку. Дискорд бы её побрал.
— Я не хочу, чтобы ты совала нос в мои проблемы! Вдруг это ранит тебя?! Тебе и так плохо, оттого что ты волнуешься из-за меня! — выкрикнула я и залилась слезами. — Я слышала, насколько ты беспокоишься обо мне. И Сэнделвуд тоже! Вы не должны так переживать! Я справлюсь, честно!
Как бы я ни пыталась словами оттолкнуть прочь эту кобылу, она продолжала стоять твёрдо, словно гора под дождём.
— Треноди, я слышу твои слова, но также я слышу в них сожаление и страх. Ты пытаешься прогнать меня, и всё же я чувствую, что часть тебя нуждается в простой близости. Это и ранит меня столь сильно, если говорить откровенно.
Меня бросило в дрожь. Я не знала, что делать. Я так боялась, так сильно боялась обнажить душу, забыться в объятиях… ведь я точно разобьюсь, словно хрупкая корка льда. Но я настолько устала прятаться и была так… так…
Одинока.
Рианнон сидела на корточках, говоря со мной, и вздрогнула, когда я бросилась ей в копыта. Я вздрогнула тоже, но я была так вымотана, так одинока, так отчаянно хотела чьего-то касания, что была готова пойти на любые глупости, чтобы его почувствовать. И пусть мою спину словно прожгли раскалёнными прутьями, когда Рианнон крепко обняла меня в ответ, мне было всё равно. Я была готова даже умереть.
Это был, наверное, самый идиотский поступок, но я нуждалась, жаждала, чувствовала биологическую потребность — не слабее голода или жажды — в том, чтобы почувствовать хоть что-то. Кого-то. Кого-нибудь, кто прижал бы меня к себе и я могла хоть на мгновение почувствовать себя значимой. Желанной. Любимой. Намёк или жест, что ценность имела жизнь в моих глазах, а не двигающееся на автомате тело. Я так сильно и так долго чувствовала, будто не могу предложить другим ничего, кроме своего таланта, что мне просто нужен был кто-то… кто-то добрый рядом.