Плохие сны Бабблгама
Обжигающе-яркие электронные лампы жужжат, вонзая лучи света прямо мне в глаза. Я тут же понимаю, где нахожусь, и всё ещё соображающие крупицы моего разума содрогаются в ужасе.
Я знаю, где я.
Что более важно — я знаю, когда я, и это наполняет меня энтузиазмом перед грядущим ужасом никак не больше, чем в предыдущие разы. Это чума на моём сне.
Как по расписанию, будильник на прикроватной тумбочке начинает пиликать свою до раздражения пронзительную серенаду. Вместе с ней приходит и глубокий, ужасающий грохот, и я рывком спрыгиваю с кровати. Простыни разлетаются по комнате, а мои длинные хвост и грива взвиваются позади меня. Ещё один грохот — ближе и намного громче — глушит стоны будильника. Я рефлекторно бью по кнопке отключения.
Худшая часть кошмара состоит в моём полном бессилии что-либо сделать, кроме как смотреть на бедствие, повторяющееся в точности как тогда. И как многие, многие ночи после.
Пневматическая дверь с шипением открывается, и я вижу перед собой родителей — бесцветных и безликих. Я был слишком мал, когда потерял их. Я не помню их имён, цветов, даже голосов. Всё, что я помню — это указание выйти из наших комнат в главный атриум. Тогда я не знал, но регулярное разглядывание тающей мути этого кошмара позволило мне понять, что именно произошло. Тот грохот был взрывами. Фундамент был взорван, гора над стойлом обваливалась. Катастрофические структурные повреждения наполняли всё вокруг низким стоном, гулом и рёвом рвущегося металла, дробящегося камня и рассыпающегося в прах бетона. И снова грохот, и снова взрыв, и все пони вокруг меня кричат или сжимаются в страхе.
Почему я всегда помню крики? Я помню крики, и взрывы, и…
Из прохода за нами раздаётся мучительный визг гнущегося металла. Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как часть коридора (металл и трубы, которые поддерживались ремонтниками в идеальном состоянии) внезапно обваливается…
Кровь.
Прямо на группу спасающихся пони. Сдавленные крики, страх, отвратный плач. Смерть и боль давят мне на спину.
Кто-то заслоняет ужасную картину передо мной, кладя копыто на глаза. Не сильно помогает. Струи крови — и кое-что похуже — навеки врезаются в память сразу же, как я вижу их. Я слышу, как тела лопаются с влажным звуком под рушащейся на них непреодолимой силой.
Я всегда помню звуки.
Но никогда имена. Или лица. Или даже цвета.
Просто оттенки красного на металлическом сером. Ужас и кровь.
Громкий скрежещущий шум возвращает мой испуганный взгляд вперёд, а все собравшиеся пони сливаются голосами во всеобъёмлющем ропоте надежды. Массивная дверь в форме шестерёнки выскальзывает из своего гнезда, скрежет нарастает громче и громче, пока дверь, наконец, не съезжает с закрытой позиции, практически мгновенно срываясь с держащих её механизмов.
Она падает с такой силой, что ещё один ослабевший проход позади нас рушится от ударной волны. За дверью взвивается пыль — первое дыхание внешнего мира, которое нам удаётся познать.
Кашель эхом раздаётся вокруг меня, пока пони изо всех сил стараются защитить себя от обломков. К счастью, вентиляция всё ещё работает — что бы ни происходило сейчас, оно обошло стороной инженерную секцию и реактор. С извечным, непрекращающимся шумом, сквозь метры камня и металла фильтры делают своё дело, очищая воздух и рассеивая пыль, открывая картину, которую никто не желал увидеть.
Обвал.
Массивные камни заполняют дверной проём впереди, и царившая ранее надежда превращается в отчаяние. Пони падают на землю и рыдают. Я уже готов присоединиться к ним, как вдруг показывается офицер охраны. В мягком свете его магии виднеется связка гранат: скорее всего, вся взрывчатка, оставшаяся после обвала тоннелей.
Я зарываюсь лицом в бок одного из своих родителей, пока охранник пытается заложить последнюю отчаянную попытку освобождения всех из этой ловушки. Мы все прячемся от последующего взрыва, который вызывает ещё один грохот вдалеке, глубже в стойле. Ударная волна поднимает ещё больше пыли в воздух, и заваливший вход обвал начинает греметь и грохотать, оседая после взрыва.
Одна из вентиляционных шахт перестаёт работать, но остальные продолжают очищать воздух так быстро, как только могут. Прежде чем мы успеваем заметить их труды, поднятое ветром снаружи облако пыли вызывает несколько восторженных возгласов от эмоционально выжатых пони. Почти как единое целое, выжившие рвутся к выходу только чтобы обнаружить, что сделанное отверстие слишком мало и пони через него не пробраться.