Сноу Берри невозмутимо отпила чая.
— Только если вы оба закончили.
Кажорток и Хью опустили уши и притихли.
— У тебя ещё остались вопросы, Треноди? Я понимаю, что на тебя и так, верно, много свалилось, а эти двое нам не то чтобы помогают, — сказала Сноу Берри, притворно разочарованно покачивая головой.
Если честно, то на меня даже слишком много всего свалилось. Магия сама по себе оставалась для меня чем-то неизведанным, а теперь к этому добавились духи, отчего моя голова готова была пойти ходуном. К тому же у меня болела челюсть, после того как я её сильно сжала. Да и, по правде говоря, я бы убила сейчас кого-нибудь за кофе, а не чай.
— Я… даже и не знаю, о чём спросить, — призналась я. — Вы столько всего сказали… и… с таким равнодушием описали то, что, честно, выбивало меня из колеи и в последние месяцы наводило на мысль, что я схожу с ума. — «О богини, целые месяцы!» — Я-я не знаю.
— Скажу прямо, ты тоже была бы равнодушна, родись ты кервидеркой, но…
— Но я, блять, всего лишь грёбаная пегаска, знаю я! Уже слышала, и не раз! — разгневалась я. Внутри меня всё кипело, и я уже приготовилась к неизбежному потоку слов, обычно следовавшим за этим "но".
Однако Сноу Берри молчала, наклонив голову ко мне.
— Следи за языком, — упрёк меня Хью.
Сноу Берри повела бровью и встала на копыта.
— Пошли, пройдёмся по роще, — произнесла она, кивнув в сторону двери. — Кажорток, Хью, пожалуйста, присмотрите за Отум.
Я поумерила свой пыл и последовала за Сноу Берри. До меня, дуры такой, начало доходить, что я погорячилась, без веской причины повысив голос. Я столь привыкла к тому, что в меня бросаются дерьмом, что любое замечание по поводу моей расы очень сильно задевало меня.
— Я пыталась сказать, что знаю, насколько это трудно усвоить, — сказала Сноу Берри, ведя меня к ручью. — Вот поэтому я никогда и не объясняла сущность Незримых ни Рианнон, ни, чего уж там, другим пони. Не то чтобы им не было любопытно, скорее, многим тяжело поверить в то, чего они не видят, — она покосилась в мою сторону, — Но гнев, что ты испытала, в попытке опередить мои слова? Это я понимаю.
Я наклонила голову набок.
— В каком смысле?
— В том, что весьма легко оказаться одинокой, когда отличаешься от других. И оленята, и жеребята склонны к жестокости, способной глубоко ранить, — произнесла она, глядя на бурно текущую струю воды. — Хоть все кервидерцы и ощущают связь с Незримыми, не каждый из нас способен увидеть их. Если думаешь, что мне из-за этого не казалось, что я не в своей тарелке, будучи среди друзей, да и вообще сверстников, то ты глубоко ошибаешься.
— Ну, дело не только в этом, — призналась я. — Пегасы уже веками вели себя в пустоши как мудаки. Пускай я родом отсюда, но мне за это постоянно доставалось.
Я с горечью сплюнула.
— Меня часто смешивали с дерьмом, потому что пони не понимали, что я не такая! Что я никогда не была в Анклаве, да и те, пожалуй, сочли бы меня грязнокровкой, потому что моя мать единорог. Да-да, я понимаю злость окружающих и не виню их, но блядские богини, какая же это хуйня.
— А, понимаю. Так, значит, тебе не по нраву, когда на тебя обрушиваются чужие грехи?
Я нахмурилась. Не уверена, что выразилась бы именно так, но было бы здорово, если бы меня перестали осуждать за наличие крыльев и за то, что похожие на меня пони делали ужасные вещи.
— Мне бы многое хотелось изменить, — сказала я. — Я… надеюсь, что, родись я там, наверху, мне хватило бы смелости стать дашитом. Отстоять всё, во что я верю, во что бы то ни стало. Но… я таки родилась не на облаках. Я всего лишь пегас, и хотя это только часть меня… обычно именно её воспринимают другие. И со временем я вроде как… зачерствела? Так что, если кто-нибудь скажет, что я не пойму, то я…
Я замолкла с осознанием того, что быть пегасом — не единственное, с чем у меня возникали проблемы… Порой мне казалось, что другие пони считали меня только пегасом или врачевателем душ. Чёрт, я так привыкла к тому, что меня называли Врачевателем Душ, что решила, будто мой талант — единственное, что имеет значение для окружающих.
— Видимо, мне не понять так хорошо, как хотелось бы, — призналась я. — И я, пожалуй, часто погружаюсь в свою голову, отчего не становится легче.
Сноу Берри цокнула языком.
— Похоже, в тебе скопилось много гнева.
Я горько улыбнулась.
— Да что ты, всего чуть-чуть!
— Возможно, тебе заодно стоит научиться выпускать его, — рубанула сплеча Сноу Берри. — Мне известно, что врачеватели душ зачастую претворяют эмоции, которые чувствуют в других, в некую форму. Какая она у тебя?