Я нашла короля развалившегося под раскидистым дубом, он полулежал на траве, задумчиво смотрел перед собой, чуть нахмурившись, думая о чем-то, наверное, малоприятном. Артур увидел меня, лицо его просветлело, он улыбнулся, и я не могла не улыбнуться в ответ. На душе мгновенно потеплело.
- Иди сюда, - он похлопал по земле рядом с собой.
Я аккуратно опустилась рядом с мужчиной, поморщившись от боли, прострелившей бедро. Артур сграбастал меня в объятия, я уютно устроилась у него на груди, прикрыла глаза, слушая его дыхание, биение его сердца.
- Мы ведь никогда особенно не выбирались из Лондиниума, - произнесла я, нарушая тишину.
- Повода не было, - я почувствовала, как Артур передернул плечами, - да и надолго, например, выбираться было нельзя, мигом бы потеряли контроль над частью города.
- Это верно, - вздохнула я, - но и сейчас тебе выбираться надолго нельзя. Ты же король.
- Я король, - отозвался мужчина, - мне все можно.
Я могла бы с этим поспорить, но не стала. На языке вертелось множество вопросов о том, что произошло за полтора года моего отсутствия, о том, как он здесь был без меня, о семье ле Фей, наконец. Ведь почему-то же Артур им доверяет? Я вдруг осознала, что спросила и выслушала мнение всех, кроме того, кто был мне дороже всего на свете, кроме того, кому я безоглядно доверяла, и за кем по-прежнему была готова идти, несмотря ни на что. Это тоже было неправильно и нечестно. Я уже готова была начать разговор, но Артур меня опередил:
- Рассказывай.
Я подняла на мужчину удивленный взгляд.
- Что рассказывать? – спросила обескуражено.
- Ты же полтора года путешествовала, - отозвался Артур, - неужели тебе нечего рассказать.
Я задумчиво закусила щеку.
- Ну. Вроде бы есть.
***
Злой зимний ветер швырял мне в лицо пригоршни снега, видимость снизилась до нуля. Брусника недовольно фырчала, идя за мной. А я ругала себя на все корки за то, что не спросила дорогу, пока была возможность, а теперь забрела в настолько глухие места, что и спросить уже было некого. Понадеялась не пойми на что и заблудилась. Поняв, что больше не могу, я остановилась, растеряно огляделась по сторонам. Вокруг – только снег, метель, кое-где искривленные ветки одиноких деревьев и горы, подпирающие своими вершинами серое небо, с которого сыплется бесконечная снежная крупа. Я замерзла и дрожала так, что зуб на зуб не попадал, одежда моя, конечно, не очень подходила для зимних путешествий в местах, где не укрыться от стужи. Изо рта вылетело облачко пара, и я поняла, что, наверное, нужно возвращаться назад. Я развернула лошадь, и мы побрели обратно. Но следы мои уже надежно замело снегом, и вскоре я поняла, что снова потерялась. На меня накатил страх. Умереть посреди гор из-за собственной глупости и самоуверенности – это как-то слишком. Я снова замерла, постояла, обводя взглядом белое пространство в слепой надежде увидеть, быть может, дым очага или огонек свечи. Ничего подобного. Я покосилась на Бруснику, лошадь смотрела на меня с осуждением.
- Да, милая, - вполголоса произнесла я, - дерьмо, но, - попыталась улыбнуться, ободрить саму себя, - мы и не в такие передряги попадали. А я – в еще большие в Лондиниуме.
Лондиниум. Я вдруг поняла, что скучаю по узким грязным улочкам, по полутьме борделя, по запаху вина, пьяным крикам, по тренировкам у Джорджа, по девочкам, по мадам Эртон. И, конечно, скучаю по ребятам. Особенно по Артуру. Я вздохнула. Поездка была чудесной идеей и, наверное, даже хорошо, что я скучаю, значит, по-прежнему их всех люблю. Но воспоминания о тепле очага – это хорошо, но лучше бы мне попался сам очаг. Я продолжила идти, чувствуя, как становится холоднее к ночи, как стремительно темнеет вокруг. Очертания гор стали мягче, а я окончательно потерялась в снежной круговерти. Руки и ноги совсем замерзли, холод противной дрожью простреливал вверх по позвоночнику, слезились глаза, а губы потрескались. Я все шла и шла, чувствуя, что еще немного, и упаду. Когда мне попался на глаза первый из покосившихся домишек, я чуть не расплакалась от счастья, даже, когда поняла, что дом заброшен, как и большинство в этом поселении, запрятанном глубоко в горах. Лишь в нескольких домах я заметила слабые огоньки, а постучалась в тот, что был ближе всего к лесу.
Матушка Мона была старожилом этой деревни, из которой многие ушли на заработки да так и не вернулись, другие умерли. Осталось лишь пять семей. Здесь жили уединенно, не любили чужаков, относились к ним с опаской и насторожено, но против меня никто и слова не сказал, несмотря на оружие, которое я привезла с собой. Матушка Мона замолвила за меня словечко. Я не собиралась долго злоупотреблять ее гостеприимством, но уйти, пока не закончилась зимняя вьюга, я не могла. Потом ударили лютые морозы. И снова я осталась. В общей сложности я провела там около месяца. Я помогала по хозяйству, слушала старые предания и сказки, рассказывать которые Мона была большая мастерица. Маленькая, юркая, очень ловкая, с лицом изборожденным глубокими морщинами, старушка практически ничего не рассказывала о себе, но и не спрашивала почти ничего обо мне. И это меня вполне устраивало. Мы расстались страшно довольные друг другом. На прощанье Мона подарила мне медальон. Я долго отнекивалась и отказывалась. Вещь была старинная, дорогая. Да и я никогда особо не любила украшения.
- К чему он мне здесь, деточка? – спросила Мона, - да, он стоит денег. Но кому его продать здесь? Здесь в цене иные вещи: теплый очаг, хворост, вода и немного хлеба. Медальон пылится здесь, ему здесь одиноко, - старушка говорила о медальоне, как о живом существе, - а с тобой он увидит свет. Возьми, деточка, не обижай меня.
И я приняла небольшой серебряный диск, испещренный старинными кельтскими рунами. Когда медальон коснулся моей груди, я почувствовала иррациональное тепло, но не придала этому значения.
***
- То есть ты могла погибнуть, - задумчиво произнес Артур.
- О не начинай! – фыркнула я, переворачиваясь на живот, - погибнуть я могла и на улицах Лондиниума десятки раз!
- Я не должен был тебя отпускать, - серьезно посмотрел на меня мужчина.
- Ага, - хмыкнула я, - попробовал бы ты меня удержать!
Ответом мне были вскинутые брови. А я вдруг поняла, что оказалась с Артуром почти нос к носу. Я нервно сглотнула, вздрогнула, когда мужчина подался ближе ко мне, но не отодвинулась. Как завороженная, наблюдала за ним, прерывисто дыша. Сама подалась вперед, прикрыла глаза.
- Ваше величество! Леди Гвиневра! – раздалось вдруг откуда-то издалека.
Я отшатнулась, почувствовав, как запылали щеки. Артур грязно выругался, вызвав у меня нервный смешок.
- Я же говорила! – рассмеялась я, пытаясь скрыть неловкость, - в покое тебя не оставят.
Мы быстро поднялись, я отряхнула одежду, на которую кое-где налипли травинки и листья, выдернула из волос цветы, быстро скрутила максимально аккуратный пучок.
- Ваше величество!
Мы пошли навстречу голосам, держась на расстоянии друг от друга, хотя я все равно всей кожей, каждым нервом ощущала присутствие Артура рядом. И досадовала на его слишком рьяных подданных.
- Ваше величество! - на холм поднялся запыхавшийся Тощий, за ним следовал по меньшей мере десяток стражников.
- Что случилось? – недовольно поинтересовался Артур.
- Канцлер, - начал Тристан.
Я расхохоталась, обрывая друга.
- И в этом я была права, - ехидно произнесла.
Тощий посмотрел на меня мрачно, перевел взгляд на короля.
- Ваше присутствие требуется в Камелоте, ваше величество, - произнес Тристан.
Артур коротко кивнул ему.
Уже в замке Тристан отозвал меня в сторону.
- Зайди, пожалуйста, к Элизе. Она очень просила, - вид у друга при этом был такой несчастный, что я тут же забеспокоилась.