Утром 8 декабря Янина и Генри смотрели в окно и молча прощались со своим любимым городом, пока поезд выезжал с вокзала Львова. Янина помнила, что это день католического праздника – Святого Непорочного Зачатия – и представляла себе былые шествия, торжества и фейерверки. Люблин находится примерно в двухстах километрах к северо-западу от Львова, но когда строились железные дороги, Львов относился к Австро-Венгрии, а Люблин – к Российской империи. Поэтому дорога была кружная, и требовалось сделать несколько пересадок. Поезда ходили без расписания, гражданских лиц безжалостно ссаживали с транспортов вермахта, подвозивших солдат и припасы на Восточный фронт. Путешествие могло продлиться несколько дней.
В вагоне было темно и холодно. Янина и ее спутники час за часом тряслись на жестких деревянных скамьях. Время от времени поезд останавливался, и немецкий офицер заходил туда с фонариком для проверки. Каждый раз Янина замечала юношу, который прятался в густой тени в углу, скрывая свое бледное лицо от немца. Она догадывалась, что он тоже еврей.
За двадцать четыре часа они проехали немногим больше восьмидесяти километров – до Пшемысля, где должны были сделать пересадку. Узнав о том, что ждать поезда надо около десяти часов, Скжински и Генри отправились поискать пропитание, а Янина осталась в холодном темном здании вокзала с двумя чемоданами. Спустя некоторое время она заметила фонарик, подпрыгивавший в темноте, – он направлялся к ней. Ее охватила паника. Немецкая полиция досматривала всех пассажиров и проверяла документы.
Янина стояла в углу, и бежать ей было некуда. Как она объяснит отсутствие бумаг? Парализованная страхом и отчаянием, она ничего не могла придумать. Похоже, ее везению настал конец. Она порадовалась, что Генри и графа не поймают, и сразу огорчилась, подумав, какое горе их ждет. Когда двое полицейских наставили на нее фонарик, она решила с достоинством встретить судьбу.
– Что у вас в чемоданах? – спросил один из них.
Не отвечая, она наклонилась и стала расстегивать замки, но руки у нее дрожали от холода и волнения, а также от ожидания того, что у нее сейчас попросят документы. Другой полицейский посветил фонариком ей в лицо и сказал:
– Не похожа на контрабандистку. Ну ее, идем дальше.
И они перешли к следующему пассажиру. Янина медленно выпрямилась и смотрела им вслед, пока Генри и граф не вернулись.
После еще одних суток пути они прибыли в Дембицу – по-прежнему в двухстах километрах от пункта их назначения, – где надо было ждать еще один поезд. Они отчаянно устали, но германские бомбы разрушили большую часть города в 1939 году, и там не было ни одной гостиницы. Граф Скжинский нашел железнодорожного рабочего, который отвел их в дом с голыми койками. Все, кроме одной, были заняты польскими беженцами. Мужчины настояли, чтобы Янина заняла свободную койку, а сами расстелили на полу пальто графа и легли там.
Они проснулись от оглушительных криков «Raus, Alle!». В темноте Янина услышала стоны людей и детский плач. Их всех выгнали на улицу, где выяснилось, что это не арест – просто пьяный немецкий солдат ищет удобное место, чтобы проспаться, и не хочет делить помещение с «польскими свиньями». Янине со спутниками ничего не оставалось, кроме как вернуться на железнодорожную станцию.
Через три дня и три ночи они прибыли в Люблин. Надеясь побыстрее выбраться с вокзала, мужчины пошли за багажом, а Янина отправилась искать такси. Ей удалось нанять телегу, и она принялась с возрастающим беспокойством ждать и высматривать Генри и графа в толпе. Крестьянин на телеге жаловался на простой. Наконец около часа спустя она увидела графа Скжинского. Он был один.
– Мы с вами едем домой, – сказал он, взяв Янину за руку. – Генри задержала немецкая полиция, он приедет позднее.
Янина вырвала руку и бегом бросилась в здание вокзала. Там она увидела Генри – на него кричал немецкий офицер, утверждавший, что вывоз любого багажа из Галиции строго запрещен. Генри стоял бледный, как мел. В любой момент немец мог потребовать у него документы. Янина кинулась в бой.
– Что вам надо от моего мужа? – спросила она на немецком, закрывая собой Генри и разъяренно глядя на немца.
Изумленный ее решимостью и бесстрашием, офицер сбавил тон:
– Он нарушил строгие правила насчет багажа.
– Он не мог этого сделать, – парировала Янина, – потому что, когда мы выезжали из Львова, таких правил не было.
Офицер сделал шаг назад и раздраженно сказал:
– Все равно надо заплатить штраф.