Однако идеологически они были близки: особенно в том, что касалось острой ненависти к полякам и евреям. Франк мечтал о том, что однажды его вотчина станет Judenfrei – свободной от евреев – и будет заселена немцами, а польское меньшинство станет прислуживать им. Главный юрист нацистской партии, он отменил польское законодательство, но не заменил его германским, поскольку даже те немногие ограничения властных полномочий, которые были прописаны там, его не устраивали. У его негерманских подданых не осталось никаких законных мер для борьбы со злоупотреблениями с немецкой стороны, поскольку ничто не считалось злоупотреблением[60].
Франку напрямую подчинялись губернаторы округов – Варшавского, Краковского, Радомского, Люблинского и, с 1941 года, Галицийского. Округи делились на Kreise, или графства. На руководящие должности Франк назначал мелких государственных служащих, бизнесменов и функционеров нацистской партии, стремившихся к быстрому обогащению, которое было недоступным для них в Рейхе из-за личностных качеств, былых прегрешений или криминальной деятельности. Все они правили на подчиненных им территориях как вздумается, при единственном условии – реализовывать мечту Гитлера о расистском новом порядке. Квалификация и опыт не были необходимыми требованиями для государственных постов в Генерал-губернаторстве – хватало, по словам Франка, готовности проявить себя «как воины, полностью преданные делу ликвидации поляков»[61].
Без ограничивающих рамок закона в администрации Генерал-губернаторства процветали воровство и коррупция. Как выразился немецкий городской голова Люблина: «Мы решили вести себя на официальных постах в точности наоборот против того, как вели себя дома, – как полные ублюдки». Чиновники конфисковывали поместья, фабрики и бизнесы – особенно принадлежавшие евреям – и передавали их своим родственникам, друзьям или немцам, предлагавшим крупную взятку. Эти «доверенные лица» затем яростно расхищали собственность, доставшуюся им. Поскольку частью официальной политики являлось полное уничтожение польской культуры, по приказанию властей разворовывались дворцы, церкви и музеи, уничтожались национальные монументы и мемориалы, закрывались библиотеки и сжигались книжные фонды. В Кракове, столице Генерал-губернаторства, Франк расположился в королевском замке Вавель и конфисковал еще несколько дворцов для своего личного пользования, украсив самой дорогой добычей, которую смог награбить. Подчиненные следовали его примеру: немецкие чиновники обогащались, отбирая все, на что положили глаз, или требуя взятку за то, чтобы собственность осталась при хозяевах. Взятки стали маслом в механизме управления. За щедрую сумму можно было добиться чего угодно; без нее – практически ничего[62].
Граф Скжинский, член польского Сопротивления, помог Янине и Генри обзавестись документами, позволявшими им выдавать себя за поляков. Генри стал графом Петром Суходольским, а Янина – графиней Яниной-Станиславой Беднарской-Суходольской[63]. Чтобы получить эти документы, им пришлось сначала выправить свидетельства о рождении, основываясь на записях в церкви, где их предположительно крестили, а также выписку о браке из регистрационной книги. После этого они могли зарегистрироваться как жители Люблина и получить Kennkarte, удостоверение личности, которое должны были постоянно иметь при себе все жители Генерал-губернаторства. Однако немцы прекрасно понимали, что множество таких удостоверений поддельные или выданы на основании подделок, поэтому регулярно меняли правила, требуя дополнительных штампов или переходя на новый формат, так что все Kennkarten подлежали замене. При таких заменах документы Янины и Генри подвергались новой проверке, а поскольку гестапо не дремало, риск разоблачения со временем возрастал[64].
Став по документам поляками, Янина и Генри всего лишь сменили один вид преследований на другой, чуть менее опасный. В Генерал-губернаторстве, как и в Рейхе, действовала строгая система апартеида, распространявшаяся не только на евреев, но также и на поляков. Любое сближение между немцами и поляками было строго запрещено. Полякам не разрешалось посещать парки, сады, музеи, общественные плавательные бассейны и некоторые кварталы, а также пользоваться лучшими магазинами, ресторанами, кафе, большинством театров и кинотеатров. Они могли делать покупки только в отведенные им часы и занимать лишь определенные места в задней части автобусов или вагонов поезда. Университетское и старшее школьное образование было им недоступно. Немцы конфисковали столько школьных зданий и расстреляли или отправили в лагеря столько учителей, что польским детям редко везло даже посещать начальную школу – притом что уроки там шли всего несколько часов в неделю, классы не отапливались, и в них сидело семьдесят и более учеников[65].
61
Majer,
62
Gross,
64
Shatyn,
65
Majer,