-Да тебе-то откуда знать, тебя ж там не было! - перешла на ты Кармен, впрочем, она была намного старше и имела на то право. - Выгоняли, я тебе говорю, а он умолял, чтобы оставили. До Москвы хотел плыть, а его высадили! Высадили! - с удовольствием повторила Кармен последнее слово, артикуляция у неё была великолепной, губы сложились в презрительную усмешку, подбородок гордо вздёрнулся (впрочем, куда уж выше...).
Я попыталась представить Файзуллу «умоляющим» - но у меня не получилось: в своих неподражаемых штиблетах и желтой гавайской рубашке стройный и высокий Файзулла смотрелся великолепно, и у меня никак не получалось вообразить его унижающимся... Не смогла. Да и капитан никогда бы так не поступил - с бывшим членом экипажа.
- Может, просто... кают свободных не было? - проблеяла я, ненавидя себя за этот вопрос и за этот тон.
-Может, и не было, - милостиво согласилась Кармен. - Но надо было видеть, как он унижался!
Кармен улыбнулась улыбкой гиены. Плотоядно. Она ведь с ним беседовала вчера - и казалось, эта беседа доставляла удовольствие обоим. Или это была игра, сценическое перевоплощение?
С того дня лёд молчания растаял, наша соседка по столику мило болтала, изящно подцепляя вилочкой третью порцию салата: мы с матерью отдавали ей свои, не могли столько есть. Суп тоже отдавали: наливали себе по полтора половника (Кармен наливала себе три). Однажды соседка Валентины проголодалась и тоже налила себе три половника, так что на долю Кармен осталось два. По моим меркам, вполне достаточно, но она возмущённо потребовала у молоденькой официантки добавки: «Супа даже не хватило! Хотела добавки налить, а в кастрюле пустота. Неужели оставите меня без супа? Ах, как жаль!»
Официантка покраснела, словно была виновата, и умчалась на кухню. Она принесла ей полную тарелку супа, которую Кармен съела, посетовав на то, что к супу ей не подали сухарей (сухарницу она опустошила, высыпав в свою тарелку всё, что в ней оставалось). Что не помешало ей впоследствии назвать суп «куриным прахом» (суп-пюре из курицы, как значилось в меню), поскольку курицы она в своей тарелке не обнаружила.
У Кармен обнаружилась неприятная особенность: она ни о ком не сказала доброго слова, а говорила одно дурное. Молоденькая официантка с ласковым именем Настя, значившимся на её фартучке, была «нерасторопной и не слишком вежливой девчонкой», которая «ещё наест бока-окорока, вот помяните моё слово» («Ну зачем Вы так, она такая тоненькая, может и останется такой» - «Не останется. Все они при кухне, морда здоровенная и сами поперёк себя шире. Уж я-то знаю!»)
Мужчина из каюты напротив, который взял на себя роль добровольного помощника и приносил ей с рынка ягоды, а из магазина её любимый сыр (поскольку сама она ходить не могла, с трудом передвигалась по палубе), был объявлен Кармен не совсем здоровым: «Ну какой нормальный человек взвалит на себя обязанности няньки, я же не плачу ему за доставку, а он мне всё носит и носит, как заведённый, во всех городах!»
Бывшего диктора Файзуллу она называла не иначе как неудачником и раздолбаем, и с неодобрением отзывалась о его молодой жене, которая «за его деньги замуж вышла». Жену Файзуллы я видела, когда они с дочкой приехали встретить его в Казани, она действительно была намного моложе его, но - надо было видеть, как встретилась эта пара, как дочка не могла дождаться, когда папа перенесёт на берег вещи, и умудрилась пролезть через прутья решётки, чтобы обнять отца. Файзулла перенёс в машину вещи (а также помидоры, дыни и арбузы, и подарки родным), и они уехали. А Кармен осталась и злословила весь вечер, как он «набрал с три короба, сам таскал, и жену заставил таскать, и девчонку».
О соседке из каюты рядом с ней, с которой они были дружны и каждый день проводили немало времени на корме, в приятной беседе, Кармен сказала, что она по жизни неудачница и без царя в голове, потому и одна осталась, никому не нужна.
О милой восемнадцатилетней девочке-официантке, которая с виртуозностью эквилибриста лавировала между столиками, держа в руках по шесть тарелок одновременно), Кармен говорила, что она «неуклюжая маленькая дурочка, или дочка чья-то или любовница, иначе бы её сюда не взяли, нерасторопная она»
- Лет через несколько из неё вырастет этакая бабища в три обхвата, - высокомерно усмехнулась Кармен
- Да она же тоненькая, как веточка! - не выдержала я.
- Это сейчас. А лет через пять родит - и будет бабец! Ты на щёки её посмотри, аж морда опухла, - снизошла до грубого просторечия (а именно так называется эта речевая форма) Кармен.