Кармен не ездила на экскурсии и не выходила на остановках в города (где ей с ёё ногами) и проводила все дни на третьей, шлюпочной палубе, благо - погода стояла на удивление тёплая и погожая для нашего сентября. В носовой части шлюпочной палубы имелась отличная «смотровая площадка», здесь стояли удобные деревянные кресла, в которых можно было сидеть хоть весь день - и смотреть. Кармен и сидела.
На корме, где располагался солярий с шезлонгами для любителей позагорать, она появлялась редко: с низких шезлонгов было нелегко встать, а уж ей и подавно. В конференцзал, который также находился на третьей палубе (там проводились вечера, дискотеки и бесчисленные развлекательные мероприятия, коими туристов «кормили» до отвала и денег не брали) Кармен заглядывала редко.
Зато не жалея ног спускалась по крутому трапу на среднюю, так называемую прогулочную палубу, где в музыкальном салоне каждый вечер играл баянист (которого иногда сменял пианист) - чтобы потом желчно и ядовито высмеивать игравшего. Я с моим «незаконченным» музыкальным образованием иногда посещала эти концерты и вынуждена была признать, что Кармен в чём-то права. Но высказывать так открыто своё мнение (которое, к слову, было похлеще мнения Кармен) не собиралась, да и зачем?
Если людям ЭТО нравится, ради бога, пусть слушают. Что до меня - я куплю билет в Консерваторию или Зал им. Чайковского и послушаю настоящую музыку. Эту слушать у меня нет сил, хотя играют вполне так... Для первого курса музыкального училища вполне сойдёт.
У Кармен для всех находилось доброе слово. Смешон. Глуп как дуб. Курица. Свиристелка. Помпадура. Свинья под дубом. Хомяк. Хорёк...
Наше путешествие длилось семнадцать с половиной дней, и каждый день мы обедали и ужинали в обществе Кармен. Она была с нами мила и вежлива, и мы уже подумали, что мы её устраиваем, соответствуем её понятиям о приличиях и... словом, укладываемся в рамки дозволенного «гордой андалусийкой».
Не боясь быть зачисленной в разряд «нянек», у которых к тому же «не все дома», я таскала ей кипяток из титана на главной палубе, осторожно неся стеклянный кувшин (у всех в каютах были такие кувшины) по крутым трапам. Покупала для неё во всех городах рассыпчатое сдобное печенье и творожки «Данон» - нехитрые добавки к ресторанному меню (хотя у неё было трёхразовое питание, куда в неё столько лезет, я этого не могла понять). И по моим понятиям, заслужила её доброе отношение и положительное обо мне мнение. Не тут-то было!
В последний день круиза я узнала о себе...всё!
Что я мало ем (свои салаты и булочки я всегда отдавала ей, а другие уносили в каюту и съедали перед сном или оставляли на утро). - «Но я не могу» - «Что значит, не могу? Раз заплатила за ресторан, значит, надо всё съедать» - «О боже! Кому надо?» - «Не спорь со мной».
Что я почти ни с кем не общаюсь. - «Я общаюсь» - «Но мало с кем» - «Мало, но общаюсь» - «С этой армянкой? Нашла с кем общаться» - «Да как вы можете... Да я...» - «Не спорь со мной, я старше, а ты всё время споришь».
Что я «красивая девочка», и на всех у меня хватает презрения. - «Вижу, как ты на всех смотришь... сверху вниз. На дискотеки не ходишь, в конкурсах не участвуешь» - «Но я никого не презираю, просто... не люблю такие развлечения» - «Это одно и то же» - «Но не могу же я...» - «Можешь».
Что я её обманываю - беззастенчиво вру, что на пенсии (ляпнула когда-то, теперь вот расплачиваюсь). «Неужели тебе пятьдесят пять?» - «Почему мне должно быть пятьдесят пять?» - «Но ты же мне сказала... Ты сама себе противоречишь, врёшь и не краснеешь!» -«Я не вру, у меня пенсия по выслуге лет, ведомственная, и мне не пятьдесят пять, а сорок семь, и я вам не девочка, я замужем... была. И не обманщица, и...» (пинок под столом ногой, мысль, что не надо ничего ей доказывать, «завтра Москва, завтра мы выходим, и я её никогда не увижу, счастье-то какое!»)
Я никогда больше её не увижу, почему же меня волнует, какой она увидела меня? Почему меня это так ранит? И почему... почему я назвала её Кармен?
Она уже не казалась мне гордой птицей. Скорее стервятником. Голошеим грифом, который, засунув в расклёванную рану голову по самые плечи, выклёвывает лакомые куски. Птица-падальщик.
Горящие огнём адской геенны глаза. Змеящиеся в улыбке губы. Чёрный коготь трости, распахнутые над добычей чёрные крылья. Фальшивая Кармен.
Прощаясь с ней в последний вечер и желая ей доброго пути, я испытала чувство гадливости и холодного презрения. Того самого, в котором она меня упрекала. Может, она не так уж и не права, фальшивая Кармен?..
Я никогда её не увижу. Какое счастье!