- Не знал, что в его вкусе фригидные женщины, - ухмыльнулся Дима, а я со всей силы пнула его.
Не ожидавший нападения, Дима чуть в кювет не влетел.
- Спятила, да? – прошипел он.
- Тут только один спятивший, ты, хотя, - я оглянулась назад, - вижу ещё одного.
- Да, Димка, - подал голос сзади браток, - ты говорил, что она дикая кошка, но чтобы настолько.
- Ещё какая дикая, - процедил Дима, и оставшийся путь мы самозабвенно лаялись.
Из машины я выскочила, злая, как десять тысяч чертей, Дима и его сомнительный знакомый вслед за мной.
- Через дверь, или через форточку? – уточнил бандит.
- Лучше через дверь, открывайте. Стойте.
- В чём дело? – не понял Дима, а я вытащила из пакета чулки, которые прихватила с собой.
- Надевайте на голову, не хочу, чтобы нас кто-нибудь опознал.
Эти гаврики покатились со смеху, но чулки одели, и выглядели весьма комично.
- Слушай, дорогая моя, - подал голос Дима, - я знаю, что ты считаешь меня чудовищем, но чтобы настолько. У меня глаз, вообще-то, к твоему сведению, не на носу.
- Так натяни дырку на глаз, - буркнула я, чем вызвала приступ бурного веселья у моих спутников, - чулки тонкие, тянутся.
- Надеюсь, ты перед тем, как взять их с собой, одевала, - пробормотал он.
- Извращенец! Не дождёшься, новенькие они, только-только из
пакета.
- Знаете, друзья мои, - подал голос браток, - у меня ощущение, что я участвую в клоунаде. А с этим чулком на голове чувство только усиливается.
- С ней это чувство тебя будет всегда преследовать, - кивнул
Дима на меня, - радость моя, ты бы хоть обрезала их, а то мы на каких-то идиотов похожи.
Действительно, об этом я не подумала, и теперь за спиной болтается хвост. Но мне сейчас было не подобных мелочей, и
бандит взялся за замок.
Справился с замком он с удивительной ловкостью, про ювелиров говорят – золотых дел мастер, а про таких вот умельцев вполне можно сказать – замочных дел мастер, а лучше, скваженных. Я ящеркой юркнула в помещение, и тут же в темноте раздался голос охранника.
- Стой! Кто идёт! – и в ту же секунду раздался хлопок, и с ужасом обнаружила, что этот бандит ещё и с оружием.
- Вы что себе позволяете? – воскликнула я, - совсем ума нет?
- Да успокойтесь вы, - ответил браток, - этот пистолет со снотворным для слонов.
Я почувствовала, что сейчас хлопнусь в обморок.
Нет, правда, моему несчастному организму и в самом деле
просто необходимо полежать в глубоком обмороке.
- Вы идиот! – простонала я, - какое снотворное? Какие слоны?
- Ева, успокойся, - Диме стало смешно, - охранник жив, только спит. У Моцарта оружие с дротиками со снотворным.
- Моцарт? – мои брови поползли вверх.
- Моя фамилия – Композиторов, - пояснил браток.
Хорошая фамилия, ничего не скажешь.
- Вам с такой фамилией только в музыкальную среду, - покачала я головой, и пошла наверх.
Моцарт, он же уголовник Композиторов ловко справился с замками на двери кабинета, и мы вошли внутрь.
Кабинет, как кабинет.
Стол, стул, полка с книгами по юриспруденции, на столе портативный компьютер – странно, что его милиция не забрала, или хотя бы родственники – пара стульев, кресло и не большой диванчик.
Первым делом я стала лазить в ящиках стола, там оказалась целая куча бумаг, счетов, и я стала складывать всё в пакет.
На самом дне лежал какой-то блокнот, и я быстро схватила его, и тут же услышала какой-то шорох.
- Что это? – схватила я Диму за рукав.
- Мне откуда знать? – ответил он, но фонарик погасил.
Сквозь звенящую тишину мы явственно услышали, как кто-то крадётся к кабинету, в этот момент раздался звук сирен, мы заметались, выскочили на лестницу, коридоре зажёгся свет, и помещение заполонила милиция.
- Картина Репина, приплыли, - процедил Дима, и втолкнул меня назад в кабинет.
- Я же просил, - воскликнул Моцарт.
- Да мне откуда было знать? – воскликнул Дима, - я не ясновидящий.
В этот момент дверь взломали, и в кабинет влетели омоновцы
во главе с Максимом.
Моцарт схватился было за пистолет со снотворным, но Макс одним коротким ударом выбил его...
- Ну, и зачем так грубо? – воскликнула я, - пистолет ненастоящий.
- Что? – воскликнул Макс, и сдёрнул у меня с головы чулок, - как это понимать? – заорал он.
- Как хочешь, так и понимай, - отозвался Дима, стаскивая с себя мои чулки.
- И этот здесь! – воскликнул Максим, - ну, да, где ты ещё могла оказаться, как не в охраняемом объекте, да ещё вместе с бывшим мужем! – потом он бросил взгляд на Моцарта, и содрал с него мой чулок, - а здесь ещё и наш музыкальный
друг. Вы все арестованы!
- Ты спятил? – взвизгнула я.
- Да, спятил, но по-другому тебя не научишь. Вы мне операцию сорвали! Вы это понимаете?
- Лично мне на твою операцию плевать с самого высокого небоскрёба Нью – Йорка, - огрызнулся Дима.
- Вот посидишь в обезьяннике, будет уже не наплевать, - прошипел Максим, и вынул из кармана наручники.
У меня от злости дыхание перехватило, и я, желая разозлить Максима, повисла на шее у Димы, и стала целовать его.
У моего мужа челюсть поехала вбок, а Дима, напротив,
заключил меня в объятья, и у меня вдруг голова закружилась
от поцелуя.
Зато какое выражение лица было у Максима, я оторвалась от Димы, и со злостью взглянула на него.
- Получил? – хмыкнула я, - знаешь, милый, у тебя поцелуи не
столь страстные.
- Вика! – ошеломлённо проговорил он, потом вдруг резко
развернул меня и защёлкнул на запястьях наручники.
- Молодец, - процедила я, - раз уж ты нас арестовал, то посади
в одну камеру, и оставь наручники, думаю, мы найдём, чем заняться.
Максим ни слова не сказал, и мы очутились в обезьяннике.
К счастью, там не было много народа, но от одного бомжа исходил такой аромат, что я невольно прижалась лицом к Диминой широкой груди.
- Знал, куда посадить, - прошипел Дима, но, надышавшись Диминого одеколона с отдушкой перца, амбре, исходящее от бомжа, показалось мне сродни аромату роз.
В обезьяннике мы просидели трое суток, наконец, нас выпустили, и в кабинете Максим устроил мне допрос с пристрастием.
Только обращался он ко мне на вы, и был довольно груб. Я в
ответ только огрызалась, а когда он стал требовать от меня паспортные данные, чтобы записать в протокол, я окончательно взбесилась, и на идиотский вопрос, кем мне приходится господин Северский, ответила, любовником.
- Я, знаете ли, мужу изменяю, - пропела я сладким голосом.
И Максим сломал карандаш, захлопнул папку, и воскликнул:
- Давай по-хорошему.
- Давай, - кивнула я, - зачем ты нас запихнул в камеру?
- Чтобы проучить, - буркнул он, - чёрт! Вопросы здесь задаю я! На кой ляд ты с ним целовалась?
- Это уже вопрос? – заулыбалась я, - чтобы тебе сделать больно. Успокойся, никакого удовольствия я от поцелуя не получила, - а про себя с дрожью отметила, нет, получила, да ещё какое, чёрт возьми.
- Да? – с этими словами он заключил меня в объятья.
Утром, запихивая в стиральную машину одежду, я увидела
вдруг записную книжку, валяющуюся на полу, и подняла её.
Откуда это?
Чёрт! Да это же та записная книжка из кабинета частного сыщика, я её засунула в высокую причёску, а волосы мои милиция не досматривала, а вчера, когда я распустила свои кудри, книжка выпала из волос.
Очень хорошо, идея с волосами оказалась просто идеальной, и я засунула книжку в карман кофточки.
Выпив с Максимом кофе, и, дождавшись, когда он умотает к себе в отделение, я вытащила книжку из кармана, и стала её
изучать.
Очень не люблю привычку людей что-либо сокращать, и, к счастью, милейший Михаил не страдал этим. В его блокноте царил прямо-таки армейский порядок. Отдел для номеров телефонов, отдел для адресов, и отдел, где страницы были разделены пополам, на одной половинке стояла фамилия, имя, отчество человека, а с другой стороны название фирмы, либо просто адрес.