— Я тебя утомила разговорами, да? Извини, — ее взгляд потухает и она полностью сосредотачивается на еде. Я вижу, как она старается привнести в наши отношения легкости и… человечности. Я ценю это. Более того, мне приятно осознавать, что она уже не видит во мне монстра, купивший ее свободу. При этом Рита не нарушает мои границы, не надоедает и понимает, когда ко мне лучше не подходить. Но молчу я не потому, что устал ее слушать, а потому что зол. На нее. Одну ошибку Рита все же совершила. Терпеливо жду, когда она доест. Не хочу портить ей аппетит.
— Дело не в этом. Просто не могу понять, чего тебе не хватает, Рита? — спрашиваю вкрадчиво, когда ее тарелка пустеет.
— Ты о чем? — заметно напрягается она.
— Я о работе в холдинге?
Рита тяжело вздыхает, отодвигает тарелку и хмурится.
— Как ты узнал? Ты следишь за мной?
— Не говори ерунды. В отдел кадров позвонили из «ГлобалБет», чтобы подтвердить твои рекомендации и характеристику.
— Ксения Александровна обещала, что это останется между нами! — громко возмущается Рита, почти кричит.
— Тон сбавь, — осаживаю ее, — Ксения в первую очередь работает на меня. И от меня зависит ее дальнейшая карьера. Ты правда думала, что она не сообщит мне? Мне кажется мы уже обсудили и решили, что работать ты будешь только здесь.
— Ничего мы не обсуждали. Ты сам принял решение.
— Верно. И с чего ты взяла, что можешь оспаривать его?
— Причины все те же. Мне нравится тут работать. Правда. Но я хочу попробовать сама чего-то добиться. Мне дают самые легкие задания, а в проекте Лэйфа почти не участвую. Я так ничему не научусь. Со мной осторожничают, почти не разговаривают или наоборот лебезят. Даже Петр Николаевич, подхалимничает, не ожидала от него, — разочарованно протягивает она.
— Привыкай, — развожу руками, — так будет теперь всегда. Ничего не поделаешь. Но с Петром Николаевичем я поговорю, если тебе работы мало.
— Дело не только в этом. Чувствую себя изгоем, я хочу нормально общаться с коллегами, не думая о том, действительно я нравлюсь им или нет. Хочу знать, что в работе я действительно чего-то достигла сама, а не потому что со мной носятся.
— Зачем? В этом и есть смысл привилегий, это во-первых, во-вторых, не понимаю твоего стремления всем нравиться и подружиться.
— А мне хочется! Я довольна своей жизнью сейчас и очень благодарна, но мне не хватает простого человеческого общения, — тихо говорит она, и это кажется камень в мой огород. — Я столько лет чувствовала себя белой вороной, всех сторонилась. Я планирую расти и развиваться, как специалист, но еще мне хочется быть частью коллектива. Это же нормальное желание.
— Я тебя услышал. Но нет! Работать ты будешь только под моим присмотром или все ограничится учебой.
— Почему? — возмущается, слишком громко. И вот тут я начинаю по-настоящему заводиться.
— Я тебе однажды уже говорил, что повышать на меня голос или просто в моем присутствии неприемлемо. К тому же хочу напомнить о главном условии нашего договора — беспрекословное послушание. Мои решения не обсуждаются. Впредь не забывай об этом, не усложняй свою жизнь.
Рита бледнеет, ошарашенно глядя на меня, ее губы начинают дрожать. Ее ранит упоминание о сделке. Меня это не трогает. Ни капли. Я не против диалогов, и мог бы аргументировать свою позицию, веди она себя разумнее. Очевидно она решила, что наш брак дает ей право на истерики и бессмысленные эмоции. Поэтому лучше сразу охладить ее пыл и разрушить иллюзию равноправия. В нашем браке его не будет. Никогда.
Сканирую ее глазами, жду дальнейших действий. Надеюсь Рита не разочарует меня.
— Прости, я забылась, — смиренно произносит она, без трагизма. Она умничка, быстро учится брать под контроль эмоции. Пока получается не очень хорошо, но Рита старается. Смотрит на время в телефоне. — Мне уже пора, Петр Николаевич просил закончить с переводом до трех.
Сидит ровно, смотрит на меня уверенно, но участившееся дыхание говорит о том, что моя жена на грани. Еще немного и разревется от обиды.
— Беги, — киваю ей.
Рита быстро поднимается, хватает сумочку и почти срывается на бег. Я же не спеша оплачиваю счет, и иду в офис таким же неспешным, прогулочным шагом. Любые мысли о том, что был слишком суров зарубаю на корню. Она знала правила игры с самого начала.
— Константин, — уже на подходе к офису слышу скрипучий старческий голос. Обернувшись не могу скрыть удивления. Это Мальцев старший. Он и вправду выглядит очень плохо. Рак болезнь беспощадная. Некогда рослый и внушительных размеров авторитет превратился в худого и сгорбленного старика.
— Сергей Александрович, чем обязан? Хотите поджечь мой офис? Не получится, — ухмыляюсь. Стоит подойти ближе, как за его спиной вырастает двухметровая детина с квадратным лицом. Я думал такие экземпляры остались в далеких 90-х. Но вид у него предостерегающе-грозный. На старого барыгу я конечно зол, но не настолько, чтобы устраивать физическую расправу над немощным стариком.
— Не жмись ты так ко мне, я тебе не девка, — ворчит Мальцев на амбала, опираясь на трость. — Прогуляемся? — обращается уже ко мне.
— А вы в состоянии?
— Все не так плохо, как кажется на первый взгляд, — скрипучим голосом смеется он. Мне остается только пожать плечами и мы медленно бредем по аллее, которая на удивление пустынна. — За завод не серчай. Могу возместить ущерб.
— Это само собой. Куда же вы денетесь.
— Константин, я тебя по-человечески прошу. Не лезь. Эта тварь сына моего убила! Единственного! Свое добро на тот свет не унесу. Все тебе оставлю. — хрипит он.
— Я похож на человека нуждающегося в деньгах?
— Деньги никогда лишними не будут. А мне бы только справедливости добиться, чтобы душу успокоить. Уверен твой отец на моем месте жаждал бы возмездия не меньше.
— Мой отец — человек справедливый. И сравнивать себя с ним не стоит. Если бы я снаркоманился и напал бы на безобидную старушку, то он бы сам меня на тот свет отправил, глазом не моргнув.
— Много ты понимаешь! Я с Олегом дел не вел, но многое о нем знаю. Так что не торопись ему нимб над головой рисовать. Спроси у него про банду Моревского.
— Если вы о том, что он устроил бывшему мужу Лили и его подельникам, то зря стараетесь. Я в курсе. Это был справедливый суд. Поэтому повторяю, не ставьте себя на один уровень с моим отцом.
— Ты прав. В отличие от него, я с воспитанием сына не справился, — он останавливается, и проходится изучающим взглядом по мне. На лице пролегает мрачная тень. — Ты толковый парень, Кость. Ну, вытащишь ты эту шаболду на свободу и что дальше? Думаешь я сдохну и на этом проблемы твои закончатся? На хрена тебе теща наркоманка? Сам подумай, нет тещи, нет проблем.
— То есть я должен способствовать в убийстве матери моей жены и бабушки моих будущих детей?
— Не ты первый, не ты последний, — опять неприятно закашливаясь засмеялся он. — Твоя соплячка ни о чем не узнает. Мои люди сработают чисто. Никто и не поймет, что Катерине кто-то помог отдать богу душу. Ты меня еще благодарить будешь. Поверь, у меня у самого теща была еще та змеюка, знаю о чем говорю.
— Ей вы тоже помогли?
— Нет и это главная моя ошибка. Если бы не она, то семья бы не распалась, может и Серега был бы жив.
— Статьи в прессе ваших рук дело?
— С журналюгами я и сам работать не люблю. На моей совести только поджог.
— Я искренне вам сочувствую, но мой ответ нет. И дело не только в Рите, но и в том, что наши с вами представления о справедливости сильно расходятся. Посвятите отведенное вам время созиданию. Откройте в память о сыне спорткомплекс, школу отремонтируйте, дом культуры, церковь. Толку будет намного больше.
В мутных старческих глазах загорается недобрый огонь, а лицо искажается от гнева. Он замахивается на меня тростью с удивительной прытью, но я успеваю увернуться.
— Ублюдок, вздумал меня учить? Да, я таких, как ты пачками в асфальт закатывал, когда ты еще задницу подтирать не научился, — Мальцев со стоном хватается за бок, едва не падает, но амбал успевает его подхватить. — Убью мразь и ее, и тебя. А девку твою… — дальше я не расслышал из-за его кашля, он еще много чего кричал мне вслед, когда я неспешно шел в сторону офиса.